Выбрать главу

Эристор взглянул в лицо юному нагу, который все еще доверчиво прижимался к его телу, оплетая ногу хвостом. Он был порочен до мозга костей, но его почему-то стало жаль. Эристор мягко погладил округлую щеку Олисса и, отстранив его, встал, ища глазами свою одежду.

— Что касается твоего дела, эльф, — следя за тем, как перекатываются мышцы на спине одевавшегося Эристора, бросил Ссаид, и тот, натянув штаны, обернулся. — Объясни Аххмету, где тебя найти. Он приведет их. Считай, что это подарок за то удовольствие, которое я получил, наблюдая за твоим телом ночью и за твоим лицом утром. Не возражай! Или так, или никак!

Эристор, так и не проронив ни звука за все это время, лишь пожал плечами и покинул «гостеприимный» дом Бошшаэтдина, задержавшись лишь для того, чтобы поговорить с надсмотрщиком…

Он вернулся в снятую им комнату, дрожащими руками снял с себя амулет в виде вырезанного дубового листа и сжал его в кулаке, прикрывая глаза. Шамана, от которого всегда можно было получить откровенный разнос или действительно разумный совет не было рядом, и Эристору пришлось утрясать свои дела напрямую с молчаливым Духом лесов.

Он говорил с ним страстно, изредка стукая себя кулаком то по лбу, то в грудь. А под конец поклялся не касаться тела женщины (или мужчины! Великий лес!!!) до тех пор, пока Тир, чистая, горделиво целомудренная Тир не станет его…

* * *

Эльвиреля и нескольких других рабов подняли чуть свет. Это были самые слабые, обессилевшие после долгой дороги люди и эльфы. Теперь их ждал невольничий рынок или смерть, если никто так и не польстится на них. Исключением среди этих доходяг, к которым Эльвирель по справедливости относил и себя, явился Питер по прозвищу Хитрец — предприимчивый воришка, каким-то туманным способом оказавшийся среди рабов шейха Ссаида Бошшаэтдина. Он был здоров и силен и тем не менее тоже шел вместе со всеми. Их сковали парами, причем Эльвирель как раз оказался с Питером, и повели прочь от остальных невольников. Однако дальше случилось непредвиденное.

Стражники-наги разделились. Четверо, подгоняя рабов криками, повели их дальше вдоль берега к рабским казармам невольничьего рынка, а двое, возглавляемые самим Аххметом, двинулись к близким домам торгового города, увлекая за собой лишь Эльвиреля и прикованного к нему Питера Хитреца.

— Эй, хвостатики, куда это вы нас? — не замедлил поинтересоваться Питер и тут же получил незлобивый тычок между ребер.

— Господин подарил вас, — лениво ответил Аххмет.

— Кому? — изумились почти хором оба раба.

— А тому здоровенному наемнику, который сломал шею Али.

— С чего бы это? — настороженно поинтересовался Питер, в то время как Эльвирель лишь радостно вскрикнул.

— Он провел ночь в его покоях… Наверно, угодил, — Аххмет подмигнул и рассмеялся.

Эльф и человек переглянулись.

— Ты лжешь! — выпалил Эльвирель.

— Зачем мне врать тебе, эльф? И вообще, заткни свою пасть. Ты пока что еще в моей власти.

В молчании они достигли большого длинного дома без окон, вошли в него и, пройдя почти до конца, стукнули в одну из дверей. Через минуту она отворилась. На пороге стоял мрачный и растрепанный Эристор.

— Сними-ка с них кандалы, Аххмет, — распорядился он. — Теперь эти двое свободны.

Звякнули цепи, Эристор почти за шкирки втащил Эльвиреля и Питера в комнату и решительно захлопнул дверь перед носом у охранников из свиты шейха Ссаида Бошшаэтдина, словно ставя точку в своих отношениях с ним.

— Эль-до, вы и правда ночевали у…

— Да.

— Ты что же, приятель, заработал нашу свободу своей задницей? Вот уж не подумал бы! — вступил в беседу с присущей ему непосредственностью Питер.

Эристор метнул на него свирепый взгляд:

— Задница моя, хвала Духу леса, осталась цела, но об остальном лучше не спрашивай. Ох, и влип же я через вас в историю!

Эристор взглянул на удивленно-непонимающие лица товарищей, еще не осознавших ту перемену, что радикально меняла их жизнь, и вдруг словно что-то отпустило его. Улыбка неудержимо расплылась на горбоносой физиономии и, согнувшись, топая ногами и тряся головой, он захохотал.

А, отсмеявшись, посерьезнел и проговорил:

— Теперь, по большому счету, мне следовало бы вырезать вам языки, чтобы вы не разболтали о моих «амурных» похождениях, когда вернемся домой.

И тут до бывших рабов дошла мысль — свободны! Молча и как-то очень сосредоточенно они бросились к Эристору и принялись обнимать его.

— Полегче, полегче, — тщетно отбивался он. — Довольно хватать меня, я с некоторых пор как-то слишком болезненно реагирую на это.