Он достал из седельной сумки подзорную трубу и начал что-то сосредоточенно изучать. Наконец, опустив ее, нахмурился и покачал головой:
— Знамен я никаких не вижу — выходит, брат отсутствует.
Он передал трубу Ретте, и та в свою очередь смогла в подробностях различить высокие зубчатые стены с бойницами и металлические ворота.
— Значит, в самом деле — грядет буря? — спросила она, возвращая прибор маршалу, и сердце ее дрогнуло.
Тот сдержанно кивнул.
— Скоро, как вы думаете?
Долгую секунду Аудмунд молчал, а потом ответил:
— В самое ближайшее время.
Ретта вздрогнула: от этого зловещего, тихого шепота мороз пробежал у нее по коже. Оборотень с силой сжимал поводья, и на скулах у него играли желваки.
— Понимаете, герцогиня, — наконец вновь заговорил он, — я хорошо помню, как это было. Помню, как измученные, голодные, падающие от нечеловеческой усталости люди пришли в этот край. Кончалась осень, дни становились все холоднее, а ветра резче. Это было две тысячи лет назад.
— А вы…
Ретта заговорила, но, не закончив фразы, смолкла. Неужели память оборотней простирается столь глубоко? Ведь это же невообразимая бездна лет! А для разумных кошек все происходило словно вчера? От подобной мысли сделалось немного неуютно, и она поежилась, плотнее запахнувшись в плащ.
Аудмунд продолжал:
— У них не было ни еды, ни домов. Ничего, что помогло бы им пережить зиму, до которой оставались считаные дни.
Он поднял глаза, и Ретте почудилось, что в них блестят слезы, хотя голос эр-князя по-прежнему оставался спокойным и ровным.
— Мой предок был там — он командовал отрядом оборотней. Только не думайте, пожалуйста, что кошки просто стремились помочь, вовсе нет. Хотя, конечно, им было жаль тех, кто не по своей воле навеки потерял родной дом. О нет, у рысей был свой вполне корыстный интерес, и именно поэтому их повелитель послал своих лучших мастеров помочь беженцам. И, как видите, расчет оправдался — уже двадцать столетий мы живем по-соседству в добром мире и согласии.
Ретта слушала, затаив дыхание, не сводя с лица Аудмунда внимательных глаз. А тот продолжал:
— Я хорошо помню князя Асгволда — я видел его глазами моего предка-оборотня. Это был еще совсем молодой человек, не так давно женившийся, потомок императорского дома Далиры по женской линии, а точнее сын сестры императора. Он был благородный мужчина и замечательный ученый. Растерянный, уставший, как и все, но не сдавшийся. Люди-рыси помогли беженцам построить первые деревянные дома и запастись едой на зиму. Вы понимаете, Ретта, память оборотней такова, что мне кажется, будто я сам лично присутствовал там. И я не могу, никак не могу позволить погубить все это!
Теперь Аудмунд почти рычал. Глаза сверкали от гнева, но, странное дело, Ретте вовсе не было страшно. Напротив, она всей душой понимала мотив, что движет им, и чувствовала в сердце горячий отклик.
— Я не могу допустить, чтобы жизни их, жертвы их оказались напрасны. Я скорей умру, чем позволю магам одержать победу и заполучить Вотростен!
Голос оборотня звенел, он говорил, не скрываясь, и воины за их спинами благоговейно внимали искренней клятве брата князя.
— Когда-нибудь позже, — уже гораздо тише продолжил он, — я расскажу вам эту историю. Обязательно.
— Я буду ждать.
Аудмунд выдохнул и устало потер переносицу, постепенно приходя в себя и возвращаясь из дебрей прошлого в реальный мир. Воины тихонько загомонили, заржали кони. Ретта заметила, что по дороге через поле неспешно едет телега с укрытым тканью грузом.
— Я полагаю, вы хотели бы отдохнуть и привести себя в порядок, прежде чем въезжать в город? — спросил эр-князь.
Она скорбно оглядела себя. Платье измялось и покрылось пылью, голова давно не мыта, а в желудке бурчит. Хороша княгиня, нечего сказать — в самый раз ворон в поле отпугивать. Что подумает народ, увидев ее в таком виде? Нет, опозориться решительно невозможно!
— Да, вы правы, — согласилась она.
— В таком случае, предлагаю заехать в дом к кузнецу. Это здесь, неподалеку, за городской чертой, — предложил Аудмунд и, оглянувшись, позвал: — Бенвальд!
— Слушаю, повелитель!
Непривычного обращения оборотень то ли не заметил, то ли не подал вида.
— Езжай в замок и передай советникам, что завтра прямо с утра мы с госпожой Алеретт въедем в город.
— Слушаюсь! Не беспокойтесь, я непременно обо всем доложу! — И с этими словами солдат, подобрав поводья, рысью припустил в сторону Асгволда.
— А мы куда? — уточнил Бёрдбрандт, задумчиво глядя вслед посланцу.
— А вы с нами — завтра все вместе и въедем, — откликнулся Аудмунд и перевел вопросительный взгляд на друга. — Ты как будто бы приуныл? Что случилось?
Ретта не без удивления покосилась на Бёрди. Наверное, только тот, кто давно его знает, мог вот так сходу заметить перемены в настроении. На первый взгляд все как будто осталось по-прежнему, однако теперь она видела, что блеск в глазах потух и появилось выражение неуловимой печали.
— По отцу соскучился, — совершенно неожиданно для Ретты ответил на вопрос сын советника. — Больше года уже не видел.
Аудмунд и сам, явно задумавшись о чем-то, сник. Быть может, вспомнил, что собственного отца ему увидеть больше не суждено? Как бы то ни было, он подъехал к Бёрдбрандту и положил ладонь ему на плечо:
— Я бы вас всех отпустил, но ты же понимаешь, что мы не можем сегодня остаться без охраны? Еще всего одна, последняя, ночь, а завтра утром ты уже будешь дома.
А Ретта вдруг подумала, что все ее провожатые едва успели вернуться с войны и скучают кто по родителям, кто по женам с детьми. Ей поневоле стало неловко, что именно она явилась причиной задержки, но Аудмунд прав — что, если их неведомые враги, от которых ее столь усиленно охраняют, узнают, что стражи стало вдвое меньше? Они ведь тогда могут рискнуть напасть.
— Все в порядке, — отозвался Бёрди преувеличенно бодрым голосом. — Завтра наступит уже совсем скоро. Ты прав.
И они все начали забирать вправо, к виднеющемуся впереди на расстоянии пары миль хутору.
— Вы знаете, Аудмунд, — покаянным тоном заговорила Ретта, одновременно с искренним интересом разглядывая крепкий тын и виднеющиеся над частоколом крыши строений, — стыдно сказать, но я никогда прежде не видела деревенских домов, и мне теперь ужасно любопытно.
Эр-князь рассмеялся, негромко и добродушно, и заметил вслух, чуть пожав плечами:
— Я нисколько не удивлен. С какой бы стати дочь правителя начал кто-то водить в жилища крестьян? А в самой Эссе их, естественно, нет.
Перед глазами ее встала столица Месаины в лучшие свои годы, увитая виноградниками, осыпанная цветами и обласканная солнцем, и в душе бывшей герцогини шевельнулась тоска.
— Вы правы, — прошептала Ретта, усилием воли прогоняя непрошеные видения, — но ведь целительству меня обучали.
— Это все же другое, — заметил Аудмунд и уточнил, чуть приподняв брови: — А вы разбираетесь в искусстве лечения?
В голосе его легко читался искренний интерес, и она ответила не без гордости:
— Конечно, и очень неплохо. Меня учил лучший лекарь столицы.
Оборотень сощурился, зрачки его сузились, а ноздри вздрогнули, и Ретта вдруг испугалась, не сочтет ли он ее слова пустым бахвальством? Но Аудмунд вдруг широко улыбнулся и проговорил, совершенно по-кошачьи осклабившись:
— Так вы в самом деле ценное приобретение.
Алеретт чуть было не задохнулась от возмущения, но сил выяснять отношения в данный момент не было, а запустить в маршала чем-нибудь тяжелым не позволяло воспитание. Поэтому она просто выдохнула и, поразмыслив немного, рассмеялась вместе с ним легко и непринужденно.
— Эй, хозяин! — неожиданно заорал Айтольв во всю мощь легких, — открывай скорей, пока мы тебе ворота не подпалили!
Остервенело залаяла и почти сразу смолкла собака. Ретта удивленно оглянулась на Аудмунда, ожидая от него какой-нибудь резкой реакции, однако он, как оказалось, ничуть не рассердился, а просто сидел, упершись ладонями в колени, и ухмылялся.