Эльма молчала, впитывая каждое произнесённое слово. Любое из них могло таить как опасность для её любимого сына, так и надежду, которая, впрочем, в ней никогда не умирала. С того самого дня, когда она узнала, что Палий стал Повелителем этого государства.
Она любила и жутко ненавидела этого человека одновременно. Всю свою жизнь Эльма молилась за него Богам и проклинала его, поломавшего ей жизнь. Хотя, разве не сама она её поломала?..
Всё чаще женщина мысленно возвращалась к тому дню, когда впервые увидела Палия Корстака, стройного семнадцатилетнего юношу, приехавшего с дядей и братом Рубелием в их дом с поручением от правившего в то время Повелителя, их отца. Что это было за поручение, она уже не помнила, её больше интересовали пышные волосы и пухлые губы посланника.
Юноша был развит не по летам, что было неудивительно – ему приходилось много времени проводить с мечом и книгами. Наследник трона! И по этой причине вряд ли хоть одна девушка из семейства попроще осмеливалась отказать ему в близости. Увидев, что дочь лангракса не сводит с него глаз, Палий, не особо надеясь на успех, тоже решил попытать счастья.
Эльма пропала. Она совсем потеряла голову. При виде высокого черноволосого юноши она не могла ни есть, ни говорить, ни думать. Ночью девушка с трудом засыпала, а заснув, видела его в каждом своём сне. За две недели его пребывания в замке она похудела и похорошела, напрасно стараясь приглушить радостный блеск своих синих глаз.
Их миссия подходила к концу. Успеха она не имела – несмотря на длительные переговоры, лангракс не согласился на условия, предложенные Повелителем, что вызвало недовольство посланников. Корстаки уже собрались уезжать, когда хозяин, стараясь хоть как-то загладить неприятное впечатление, пригласил их в горное ущелье на охоту на пещерного медведя. Зверь был чрезвычайно редким, и гости не смогли устоять.
Отправились большим отрядом, и Эльма увязалась с отцом. Два часа пути пролетели, как одно мгновение: Палий оказался рядом и всю дорогу развлекал её рассказами о своих успехах. Саму охоту она не помнила – медведь оказался старым и недолго сопротивлялся толпе охотников. Зато потом, когда накрытые столы с вином и угощением надолго приковали к себе разгорячённых мужчин, она вдруг оказалась вместе с Палием за ближайшей скалой.
Он целовал её со страстью дикого зверя, набросившегося на свою беззащитную добычу. Эльма одновременно хотела и оттолкнуть от себя возбуждённого охотой и их внезапной близостью юношу, и теснее прижаться к его сильному гибкому телу. В пылу этих терзаний она не заметила, что они удалились от пирующей компании, забравшись в небольшую расселину.
Его губы обжигали, язык ласкал её трепещущий язык, и девушка, задыхаясь, поняла, что ноги вдруг отказались её держать. Она обмякла в руках Палия, и он, не отрываясь от нежных губ, уложил девушку на сброшенный плащ. Эльма обхватила руками его шею, не замечая тяжести сильного тела и замирая от жадных поцелуев.
Вдруг девушка почувствовала, как сильная рука скользнула к ней под юбку. Она вздрогнула и хотела крикнуть, но его рот задавил робкий вскрик. Эльма попробовала выскользнуть из-под него, но Палий оказался неожиданно тяжёл. Он придавливал девушку своим телом к земле, всё настойчивей раздвигая ей ноги. Эльме стало невыразимо стыдно от того, что его рука со знанием дела прошлась по бугорку её курчавых волос и скользнула во влажную нежную глубину.
Палий продолжал её целовать, но теперь его настойчивые ласки её лишь пугали. Она возмущённо замотала головой, пытаясь вырваться, и рука юноши вдруг выбралась из-под юбки. Эльма облегчённо вздохнула и даже успела подумать, что тот наконец-то понял, что ей это совершенно не нравится, но тут что-то твёрдое упёрлось в её влажную щель и мощным толчком прорвалось внутрь.
Рвущая боль парализовала всё её существо. Она дёрнулась и впилась ногтями в шею Палия, стараясь оттолкнуть его от себя. Он оторвался от её губ и, влепив Эльме пощёчину, одной рукой придавил её руки к земле. Другой он зажал рот ошеломлённой ударом девушке, при этом продолжая мощно двигаться у неё между ног.
Сила этих толчков, казалось, всё глубже раздирала её внутренности, заливая болью низ живота. По бедру заструилась горячая кровь. Эльма с ужасом смотрела на его искажённое лицо с оскаленным ртом и застывшими пустыми глазами, не понимая, как она могла полюбить это животное.
Палий дёрнулся последний раз, выпустил струю семени, издав при этом утробное рычание. Глубоко дыша, он полежал ещё минуту, затем поднялся и, завязывая штаны и глядя в сторону, пробурчал: