Прислужница тут же метнулась к окну и отдёрнула штору. Маленький двор внизу был усыпан выпавшим ночью снегом. На этом снегу и стояли сейчас трое мужчин, при её появлении заигравшие необыкновенно нежную мелодию, в которой флейта рассказывала о своей любви гитаре и скрипке, а те вторили ей высокими голосами. Девушка покрутила головой, но, кроме музыкантов, никого не увидела. Повернувшись к Лее, она растерянно объявила:
– Нету тут никого, госпожа! Только музыканты надрываются! Да вы сами гляньте!
Лея подошла и выглянула из-за плеча прислужницы. Музыканты увлечённо играли. Чарующая мелодия заполняла собой дворик и поднималась к серому низкому небу, чтобы спуститься оттуда на сонный город и на весь застывший в зимнем безмолвии мир. И рассказать всем, что только любовь сможет пробудить их от тяжёлого сна и вдохнуть в их души надежду и свет.
Девушки стояли и зачарованно слушали, совершенно забыв о том, что ещё пару минут назад они собирались только взглянуть, кто это там решил так необычно украсить этот невзрачный зимний день.
Инструменты в руках мужчин допели свою песню, и музыканты, глянув на окно, почтительно поклонились стоявшим там дамам. Лея очнулась и отпрянула, спрятавшись за шторой. Млава степенно поклонилась в ответ, но вдруг ойкнула и резко обернулась:
– Госпожа! Госпожа! А вы видели, кто стоял в арке слева?
Лея удивлённо на неё посмотрела и покачала головой.
Прислужница сделала круглые глаза и зашептала, как будто их могли услышать люди на улице:
– Это же Хайрел Беркост! Вот, клянусь всеми-всеми Богами, не вру! Такой красавчик! В тёмно-синем костюме и в чёрном плаще на собольем меху! И шапка такая соболья с белым пером! Ой, госпожа, как он смотрел…
Лея побледнела. Красавчик Хайрел Беркост, значит! А с чего это он вдруг решил, что она примет его дурацкие подарки? Или он думает, что сыну Главного сигурна всё дозволено и любая девица сразу же растает от его слащавой белозубой улыбки и наглого взгляда тёмно-серых глаз?! Любая, может, и растает, но только не она! Девушка подбежала к кровати и сердито позвонила в колокольчик. Дверь открылась, и на пороге возник Золотой Меч.
– Немедленно пришлите прислужников и сейчас же унесите отсюда эту гадость!
Лантар кивнул и спокойно спросил:
– Куда прикажете унести?
Лею просто трясло от возмущения. Она стояла, охватив себя руками за плечи, и не слышала вопроса – слишком сильная буря бушевала в её душе. И только когда лантар во второй раз повторил свой вопрос, девушка обернулась и зло выкрикнула:
– Как это – куда? К господину Хайрелу Беркосту, конечно!
Мирцея
Свернув в коридор, Мирцея поправила высокую причёску и натянула на лицо сочувственное выражение. Два Золотых Меча, стоявшие у входа в покои госпожи Гульмиры, вытянулись при её появлении, стараясь скрыть своё удивлении – в последние недели немногие рисковали наносить визиты вдове Палия. По дворцу ползли слухи, что молодая вдовушка подцепила какую-то заразу, которая теперь медленно, но верно её убивает.
И не только её. У сына Великого посла вдруг начали клоками вылезать волосы, а Эйса, прислужница Гульмиры, уже пару раз падала в обморок после обильных носовых кровотечений. Прибывший с посольством лекарь Трокан Бурсум метался от одного больного к другому, заставляя их принимать всё новые и новые микстуры, но больным лучше не становилось.
Мирцея кивнула, и лантар негромко постучал в дверь. Сначала за дверью ничего не происходило, потом что-то прошелестело, и створка приоткрылась, явив бледное испуганное лицо прислужницы.
Мирцея ласково улыбнулась и заговорила по-антубийски:
– Доброе утро, Эйса. Я пришла навестить мою дорогую сестру Гульмиру.
Девушка испуганно оглянулась и быстро залепетала в ответ, пытаясь закрыть проход своим телом. Но Мирцее эти дипломатические уловки уже надоели, и она решительно шагнула внутрь комнаты, отодвинув в сторону слабо сопротивлявшуюся прислужницу.
В комнате было нестерпимо жарко и душно. Несмотря на солнечное утро, шторы на окнах были плотно задёрнуты, и только несколько свечей пытались рассеять царящий здесь полумрак. В большом камине ярко пылал огонь, но его тепла явно не хватало дрожащей в ознобе больной, возле постели которой прислужники установили ещё и две треноги с жаровнями, полными тлеющих углей.
Гульмира полулежала на высоких подушках, до подбородка натянув тёплое одеяло из меха горных коз. Мирцея не видела её около месяца и внутренне ужаснулась произошедшим за это время переменам. Некогда пышущее здоровьем молодое красивое лицо страшно осунулось и побледнело, под глазами залегли тени. Сами глаза запали и ярко блестели от сжигавшей девушку лихорадки. Губы потрескались, в углах рта появились страдальческие морщины.