Я впилась пальцами в ее плечи так, что у меня побелели костяшки, а она нахмурилась, прикусила губу и замолчала. Я вывернулась и уложила ее на лопатки:
- Что ты несешь?! Какое царство? Я нашла Ее один раз, найду снова, поняла?!
Она накрыла ладонью мой рот и, притянув меня к себе, прошептала на ухо:
- Как? Ты даже приблизительно не знаешь, откуда она... Как Ее зовут? Сколько Ей лет? Где живет и чем занимается? Ты не знаешь ни-че-го... Ты будешь всю жизнь искать дым вчерашнего костра...
А после девушка с глазами дикой серны привела свою сказку-быль к финалу:
- А впрочем, я могу тебе помочь. У меня есть номер Ее телефона. Я дам его тебе. Если только...
Она снова была надо мной, на мне, во мне, вела меня кончиками пальцев по краю пропасти, по краю наслаждения. Она знала, что я соглашусь на все «если только». Наклонилась ко мне, поцеловала глубоко и на последнем аккорде, когда тело мое накрыла сладостная волна, назвала свою цену:
- Если ты останешься со мной.
Часть 3
«...Возьми, сестра, эту книгу. Возьми ее от безумца – высокопарного глупца и тихого мечтателя... От человека возьми, сестра моя, от человека, который шел подле жизни – мимо нее...»*?
Как могла я принять ее предложение? Как могла не принять его? По-моему в шахматах это называется вилкой – любое решение приведет к потере, ибо сама ситуация есть следствие какой-то ошибки в прошлом. Ошибкой была моя встреча с ней, запланированная кем-то свыше.
В золотистых черточках кофейных глаз я видела, что бесполезно доказывать абсурдность этой сделки. Нет спасенья. Выбор страшен – тщетно искать постоянно ускользающий фантом, оглядываться на улицах, набирать случайный номер телефона в надежде услышать голос Ее, или же раствориться в кофейной горечи, стискивать ночами зубы, кусать подушку, заглушая рвущийся крик, перебирать в памяти заветные цифры без надежды воспользоваться ими...
- Я позвоню в субботу. Решай... Да, кстати, мне не нужен твой красочный нереальный мир. Я не люблю сказки. Называй меня по имени,
- сказала она, сложив свои безупречные губы в милую улыбку.
...В воскресенье, напевая какой-то незатейливый мотивчик, она хозяйничала в моей квартире.
А ко мне пришло спокойствие. Накрыло меня, словно ватным одеялом – не пробирались туда льдистый холод упреков и сквозняки сомнений. Стылый болотный сумрак стопроцентного пофигизма. Вроде бы в какой-то момент я начала испытывать удовольствие от этого странного состояния. Я тонула, не сопротивляясь, и наслаждалась видом бегущих наверх пузырьков и равнодушно глазеющих на меня ярких ядовитых рыб. Не отчаяние – уверенность в том, что так и надо. Тешила себя мыслью, что не мы виноваты в своих проколах – кто-то все решает за нас. Неси свой крест.
Я называла ее по имени, не привязывая имя к ней – три слога, пытающиеся заполнить пустоту между нами. Слишком мало.
- По-ли-на, - произносила я так, будто читала транскрипцию только что выученного иностранного слова.
- По-лина, - выдыхала облачко пара на морозе.
- Поли-на, - рисовала по хрустальной глади горного озера.
- Полина, - и черемухой вязало рот.
Иногда я дарила ей цветы. Не потому что хотела сделать приятное – их безмолвная красота очаровывала меня. Бордовая бархатистая элегантная роза – каждый лепесток безупречен и безупречностью этой соперничает с ее губами. Но гораздо большее эстетическое удовольствие получала я от лепестков этих, от всех вместе и каждого в отдельности, нежели от правильной формы ее рта. Тонкая строгая лилия, прозрачно-белая, надменная леди – любоваться ее аристократичным изяществом могла я не один час, не обращая никакого внимания на ту, которой эта лилия была преподнесена.
Иногда мы гуляли по городу, и она держала меня за руку. Я не чувствовала ее. Нет, ее ладонь несла тепло ладони моей, но это было тепло десятков знакомых мне рук. Ничего особенного. Ничего личного. Ничего...
Мы целовались в парке, желтые клены осыпали нас листьями, и касание каждого листа ощущалось гораздо острее быстрых горячих касаний ее языка.
Она ничего не замечала. Или делала вид. А ко мне пришло спокойствие. Условия сделки были полностью выполнены обеими сторонами. Она дала мне номер Лейлы. А я осталась с ней. С Полиной. Когда-то давно она смотрела на меня, как на человека с палкой – подозрительно, но с надеждой, что палка может оказаться для игры, а не для битья. «Зря надеешься», - думала я тогда. Ошибалась. Палка оказалась для игры. Для увлекательной игры в любовь. Игры по ее правилам.
Куда-то пропал Юся. Говорили – повез мелкого к родителям на Урал. «К лучшему», - думала я. Его старомодная мягкость и небезразличие к моей жизни серьезно угрожали приобретенному спокойствию. Брошенный Юсей в зеркальную глубину этого спокойствия камушек мог разнести ко всем чертям, разметать амальгамными осколками, обнажить картонную изнанку моего серебряного мира.