...
- Расскажи мне о ней, - попросила я.
- О ком?
«Как же ты любишь глупые вопросы...». Полина сидела спиной ко мне за столом и что-то писала. Иногда выпрямлялась и двигала лопатками, будто крылья разминала перед полетом, но, передумав улетать, снова склонялась над тетрадью. Наверняка писала одну из этих дурацких историй, которые нафаршированы всякими романтическими глупостями, как арбуз семечками. Иногда ее печатали. Иногда нет. Но почти каждый вечер она с завидным упорством выводила в толстой тетради кругленькие аккуратные буквы, словно салфетку вязала...
Я пялилась в телевизор, тянула горьковатое чешское пиво и была в состоянии того хмельного азарта, когда хочется непременно довести окружающих до ручки. Вот уже несколько месяцев окружала меня только Полина. Логично было сорваться на ней.
- О ком, о ком... О Лейле. А то как-то нечестно получается – ты знаешь о ней все, а я ничего. Давай-ка, делись.
Полина повернулась ко мне и сдвинула брови:
- Во-первых, мы так не договаривались. У тебя есть ее телефон – позвони и узнай все, что тебя интересует.
Я засмеялась:
- Перестань... Слов тебе жалко, что ли? У тебя вон их сколько – целая тетрадь! Тысячи толстопузеньких красивых слов...
Она отвернулась и снова пошевелила лопатками:
- Отстань. Слов-то может и не жалко...
Я вздохнула:
- Ну вот. И хочется поговорить, а не с кем. А давай баш на баш, ухо на ухо? Я тебе о тебе расскажу, а ты мне о Ней?
У нее напряглась и затвердела спина, а я продолжала гнать во весь опор, несмотря на скользкую дорогу и кромешную темноту вокруг:
- Итак, что мы имеем. Простите, КОГО Я имею? Так наверно будет правильней. Полина К. 31 год, не замужем, детей нет. Втрескалась по самое не могу в загорелую девчонку на благословенном крымском побережье. Как же это... Ах, да! – Я выкинула вперед руку и басом пропела, - Стройная фигурка цвета шоколада помахала с берега рукой... Пам-пам-пам... Но однажды ночью с молодым ковбоем стройную креолку он увидел на песке... Ой, нет. Нет, нет, нет. Это уже совсем другая история, господа! Итак, влюбилась, значит, но стройная креолка однажды ночью пропала. Испарилась, словно рассветный дым. С молодым ли ковбоем, нет, история умалчивает. Но не Полиной бы была Полина, если на бескрайних просторах нашей Родины не нашла бы свою любовь! И ей, представьте, повезло – они жили в одном городе. И на почве этого стали жить в одной квартире.
Ее спина нервно молчала. Я открыла очередную бутылку и с упоением продолжила:
- Да, в одной квартире. Полина работала в редакции вполне раскрученного дамского журнала, на страницах коего довольно часто появлялись милые женские рассказики, написанные ею же! Уфф... – Я перевела дух, - Вполне возможно, что за должность в журнале ей пришлось переспать с главным редактором, то есть редакторшей конечно, но сей момент к нашему повествованию не относится. А...
- Прекрати... – будто кнутом стегнула, но меня было не остановить.
- А что же креолка? О! Это самый замечательный хеппи-энд, господа! Самый хеппиэндный хеппи-энд! Она дарит ей цветы и целует руки, ерошит волосы и варит кофе по утрам. Она у ног ее. Она привязана к ней. Невидимой, но прочной нитью. От сердца к сердцу. И когда раздается удар на одном конце нити, на другом – болезненный спазм. Ибо не бьются сердца их в такт. Тук-тук...
Я устала говорить - покатил кураж в обратную сторону – запрокинула голову и закрыла глаза:
- Тук... тук... тук... тук... пииииииииииииииииииииии...
Я услышала, как Полина развернулась на стуле, и почувствовала ее горячий взгляд. На мне образовывались дымящиеся воронки в тех местах, на которые она смотрела. Бах! – рана на губах, я слизнула кровь. Бах! – дырка в щеке - ерунда! Не смотри мне в глаза, только не смотри мне в глаза! Я хочу увидеть Ее. Еще раз. Пусть последний. Не смотри мне в глаза... Не смотри на руки мои... Я хочу любить Ее, любить этими руками, как когда-то... Любить руками и видеть, как Она отдается этим рукам, видеть, как плавится страстью тело Ее, как искажается лицо Ее сладкой судорогой оргазма... Бах! – прошито насквозь плечо. Бах! – в сердце. Навылет. Полина встала и вышла из комнаты, шелестя тетрадью. А я слушала, как затягиваются на мне раны, саднят, зудят, покрываются коркой запекшейся крови моей. Открыла глаза – вижу. И руки целы. Пронесло на этот раз...
- Как же ты ошибаешься, - сказала она из-за двери, будто выстрелила вдогонку. Расплылось под лопаткой алое пятно...