- Дева цвета белого серебра? – она слегка приподняла бровь. Я не заметил, что произнес это вслух, - Да, вы правы. Цвета белого серебра....
Она вдруг озорно по-детски улыбнулась:
- А какого вы цвета, монсеньор?
- Почему вы называете меня монсеньором?
- Кто научил вас не отвечать на вопросы? – спросила она, не заметив, что мой первоначальный вопрос так и остался без ответа. Она тряхнула головой, откидывая назад челку. Снежинки, напуганные этим резким движением, которое так поразительно не вписывалось в тускло-рыжее безвременье, брызнули в стороны. Я невольно залюбовался ей.
- Так какого вы цвета?
- Цвета... – в ее глазах вспыхивали и таяли звезды. Эта женщина любит мою жену. Мало того! Притяжение между ними настолько велико, что меня выкидывает какая-то невидимая, но очень могущественная сила с этого отрезка ИХ пространства. Я нервно взъерошил волосы – есть у меня такая дурная привычка – и задал еще один вопрос, надеясь на ответ и одновременно очень боясь его. Проще было кружить вокруг да около этаким безвольным мотыльком, но крылышки наливались усталостью, и тянуло к земле.
- Зачем она вам?
Она удивленно вскинула на меня взгляд, затем отвела его и почти неслышно прошептала:
- Я без нее не умею жить
Я усмехнулся:
- Детка...
- Я не могу без нее, понимаете? – вдруг с жаром перебила она меня, - Она мой воздух. Заканчивается искусственный кислород воспоминаний. Мне нечем дышать. Мне нечем больше обманывать себя. Я перепробовала все. Вы верите мне?! ВСЕ. Каждая минута моего дня кричит о том, что в этой самой несчастной минуте нет Ее! У меня были другие женщины. Жалкая попытка заменить Ее кем-то... Ее невозможно заменить.
Да. В этом она была права. Эта тонкая девочка со взглядом, обращенным в прошлое пророчила будущее мне. Нет, это уже было моим настоящим. Мы с ней стояли на одной линии, в свете одного фонаря, но насколько громадная пропасть разделяла нас! Мне предстояло уйти, а ей остаться. Остаться с той, что так небрежно смешала наши жизни... Она дрожала.
- Я знаю здесь недалеко неплохую кофейню. Не откажетесь от чашечки горячего кофе?
Она молча кивнула, и мы, наконец, вышли из очерченного фонарным светом безвременья, и попали в реальный мир, в котором утомленную душу вполне можно было подбодрить благами цивилизации...
Мы зашли в теплый полумрак уютного кафе, сели за столик. Я принес кофе и пирожные. Она благодарно посмотрела на меня и легко улыбнулась. Значит, не все так плохо – раз ей еще удаются такие вот легкие мерцающие улыбки. Я попытался в ответ растянуть губы, но рот замерз, и по всей вероятности улыбка вышла кривоватой. Во всяком случае, она отвернулась и стала смотреть в окно.
- Вы любите Ее? – спросила она, внимательно разглядывая пустую улицу.
- Да, – зачем срываться в эпитеты и сравнения, когда и так все понятно.
Она кивнула:
- Наверно вы ненавидите меня.
Наверно...
- В том, что произошло, что происходит сейчас лишь часть вашей вины. Кто-то закрутил все так, что вы встретились. Какой черт понес вас в то лето на море?! – резко выкрикнул я.
Она вздрогнула, опустила плечи, сжалась вся как-то. Я испугался, что она заплачет. Мне в тот момент только слез не хватало. Но она не заплакала. Посмотрела на меня горько:
- Если бы вы знали, как часто задавала я себе этот вопрос... Конечно не тогда на юге. После, – она задумчиво усмехнулась, - Мы купались в море в чистой-чистой воде, я видела Ее всю. Всю до пальцев ног. До родинки на щиколотке. Такая прозрачная была вода. Я могла дотронуться до Нее. Я слушала Ее смех. Видела обращенные ко мне глаза. И я была счастлива. Так счастлива, что в какой-то момент подумалось: «Мне сейчас не жалко умереть»... Сегодня я часто это вспоминаю. И, знаете, в той мысли был какой-то толк. Человек, теряющий подобное, ломается легко, словно соломинка.
- А вы жестоки, - заметил я, - вы рассказываете мне о том, как любили мою женщину.
Она приподняла бровь:
- Вы сами вызвались на этот разговор. Нет? Кинули мне перчатку, - она снова легко улыбнулась.
От этой ее порхающей улыбки мне выть хотелось. Я всегда надеялся, что она не такая. Что мои шансы не столь низки, как кажется... Может быть, я рассчитывал увидеть вторую Полину. (Давняя знакомая моей жены, которая бывала в нашем доме довольно часто и, как мне кажется, была тайно влюблена в нее. Впрочем, возможно у меня паранойя... И во взгляде Полины не было ничего такого, что мне чудилось). Но, нет... Женщина, сидевшая передо мной, была амазонкой. Вороненая сталь. Беда моя. Будь мужчиной – говорили ее глаза. Я верил им и старался соответствовать. Улыбка ее сводила с ума, а взгляд обещал падение в пропасть...