- Позвольте узнать – в чем именно?
- Вот! – его торжественный тон явно заслуживал какого-то внимания.
Я повернула голову – в руках фотографа была большая пачка цветных снимков. Я улыбнулась – мальчишка видимо решил, во что бы то ни стало, привить мне любовь к искусству фотографии. Он разволновался:
- Нет, вы посмотрите! Вы только посмотрите! Это, конечно, не шедевры, но все же есть очень удачные экземпляры. Вот, например. И вот. И этот. А здесь очень удачный ракурс.
Он принялся пихать мне в руки глянцевые карточки, сопровождая каждую комментариями и активной жестикуляцией. Пейзажи, лица, люди, города. Цветной калейдоскоп из маленьких кусочков чьих-то жизней. Высокий импозантный мужчина в маленьком уличном кафе... Задумчивые неприветливые горы... Чему-то удивляющийся малыш с огромным солнечным апельсином... И – у меня перехватило дыхание, а сердце заколотилось так, что его удары колокольным набатом разнеслись по всему побережью – Лейла. В коротеньком белом платье на том самом проклятом валуне. И ветер – ее любимый бесшабашный флибустьер с золотой серьгой – небрежно перебирал ее длинные пряди, играл тонкой белоснежной материей, целовал обнаженные плечи и колени.
Фотограф непрестанно что-то бубнил мне в ухо. Я резко встала. Лежащие на коленях карточки разноцветным листопадом посыпались вниз. Маленькие кусочки чьих-то жизней. Брюнет чертыхнулся и бросился собирать разлетающиеся фотографии.
- Кто это? – спросила я чужим голосом.
Брюнет неприязненно покосился на меня и, стряхивая песок с фотографии, недовольно буркнул:
- Почем мне знать. Какая-то девица с пляжа. Я, знаете ли, фотограф, а не Казанова.
Девица с пляжа! От возмущения у меня запылали щеки – назвать «какой-то девицей с пляжа» женщину, в которой пересеклись все вселенные!
- А можно... можно я оставлю ее себе?
Фотограф потер переносицу и неуверенно пожал плечами:
- Ну... Почему нет... Не шедевр, конечно. Может лучше эту? Посмотрите – очень выразительная. И цвета все схвачены.
Смешной маленький фотограф! Все твои профессиональные навыки и знания – просто ноль в сравнении с тем, что знаю я. Ты не умеешь видеть. Не в схваченных цветах и выразительности дело. Ошибка твоя в том, что ты называешь богиню какой-то девицей, Эсмеральду – уличной бродяжкой, Ассоль – простодушной малолетней дурой.
- Ой, давайте я вам подпишу!!! – я слова сказать не успела, как он выхватил у меня фото и убийственно-синим фломастером размашисто вывел: «С теплом, на память» и подписью своей витиеватой все это дело закрепил. У меня от ненависти в глазах потемнело.
- Да что ж ты... - осеклась, споткнувшись о его детскую улыбку, и, скрипнув зубами, выдавила скупое спасибо.
Фотограф еще пару минут потоптался рядом, заглядывая мне через плечо. Потом резюмировал:
- А что – в принципе, нормально получилось.
И исчез.
А я двумя руками держала маленький глянцевый квадратик с идиотской надписью.
...
Зябкая южная ночь. Мой автобус через двадцать минут. А я не могу уехать. Сижу под стройным равнодушным кипарисом, считаю крымские звезды и жду. Мой маленький талисман, амулет, кем-то оброненное зыбкое обещание – цветной снимок, сделанный щуплым вертлявым фотографом – держит с силой якорной цепи. Мой порт – короткостриженный газон под кипарисом. Ждущие автобус суетливые пассажиры, словно стая пингвинов, не переговариваясь, глядят в одну сторону. Им не терпится покинуть этот негостеприимный холодной ночью берег. Они устали от палящего полуденного солнца, густонаселенности пляжей и ночных кабаков, терпкости крымского вина и соли, остающейся на загорелой коже. Дед в панамке, дородная тетка с ведром персиков, сидящий верхом на чемодане мальчуган, дама с плетеной соломенной сумкой – все они, зябко поеживаясь, мечтают только об одном – сесть в икарус теплый и комфортный, развернуть приготовленные в дорогу бутерброды и радостно отправиться в обратный путь, предвкушая встречу с родными и близкими. Сумки и рюкзаки их набиты всякой дребеденью: лакированные сувенирные ракушки, засушенные морские звезды, «куриные боги», обязательное фото с обезьяной и осликом на фоне гор, пляжная галька и прочая подобная ерунда. Приедут к родным пенатам и будут взахлеб рассказывать красочные барономюнхгаузеновские истории за бокалом крымского вина про медуз и осьминогов, нудистские пляжи и неприступные горы, подводную охоту и морских дьяволов.
В моем рюкзаке – смена белья, шорты, пара маек, купальник, «Процесс» Кафки – шикарная книга в некрасивой оранжево-зеленой мягкой обложке (сомневаюсь, что сам Кафка был бы от нее в восторге), плеер, пара дисков к нему с какими-то популярными песенками, засушенная морская звезда (?!), два черствый пирожка и бутылка колы. Из денег – пара банкнот, да горстка мелочи.