Вспомнила, что с утра ничего не ела. Тут же голодной судорогой свело желудок. Невзрачные засохшие пирожки были уничтожены за полминуты.
Я выудила из рюкзака морскую звезду, некогда величаво передвигавшуюся по дну морскому. Сухой комочек со скрюченными щупальцами. Звезды небесные укоризненно замигали со своей высоты. Им-то что! Навряд ли найдется безумец, решившийся поймать и засушить какой-нибудь Сириус. Поставить его после на полку за стекло перед идеально ровным строем одинаковых по высоте и толщине книг. Есть эстеты, которые книги выбирают по цвету обложки – благородные цвета ценных пород дерева, золотом по краю тисненные. И стоят по линеечке выстроенные, влажной тряпочкой протираются по субботам, все благородно-золотые и каждая на Библию похожа. Мой бедный Кафка! С неуместной оранжево-зеленой обложкой открыт тебе доступ только в дома бедствующей интеллигенции, да студентов филфака. Я положила морскую звезду – маленькую пыльную мумию – на серый и какой-то жухлый в неверном свете фонаря газон, и она величаво уплыла куда-то в ночь, быть может к своим небесным родственникам.
- Вы едете? – дед в панамке протопал через газон и наклонился надо мной, загораживая безупречное ночное небо. Под его ногой, обутой в черный лакированный ботинок, что-то неприятно хрустнуло. Я посмотрела в сторону остановки – столь долго ожидаемый всеми батискаф, обещающий неспешное комфортабельное плавание в темных водах южной ночи, прибыл и, слегка покачиваясь, стоял у пристани. Из гостеприимно открытых дверей лился приятный домашний свет, звучала музыка. Водитель – толстый дядька в соломенной шляпе и ковбойке с надписью «Welcome!» - деловито осматривал переднее колесо икаруса, периодически постукивая по нему ногой. Все уже загрузились и дружно жевали бутерброды, откинувшись на мягких сиденьях.
- Вы едете? – повторил дед надтреснутым голосом. Его прозрачные ладони, слегка поскрипывая, качались на ветру, как два древних пергамента. Они были испещрены тайными письменами. Дед бережно сложил их перед собой – ладонь к ладони письменами вовнутрь, чтобы никто не смог их прочитать.
- Да, - для убедительности я кивнула головой и положила руку на рюкзак. Дед тоже кивнул, повернулся и быстро затрусил к автобусу. Я достала из бокового кармана рюкзака фотографию. Прости, Лейла, я не нашла тебя. И стало так невыносимо тоскливо, горло перехватило ледяной удавкой. Черт! Я не смогу. Я физически не смогу жить так, как раньше – без тебя все стало бессмысленным. Неинтересная работа, нелюбимый мужчина, неуютная квартира, ненастоящие друзья, некрасивые люди вокруг. И тошно так стало – хоть в петлю лезь.
Раздался громкий автобусный гудок. Пассажиры, недовольные задержкой отправления, выглядывали в окна, стараясь понять, чем эта самая задержка вызвана. Я встала, закинула на плечо рюкзак и нехотя поплелась в сторону венгерского батискафа.
...
- Боль и горечь в твоих глазах. Ты любишь Ее?
- Я без Нее не умею жить.
- Ты без Нее прожила довольно долго.
- Да, пару тысяч пустых неспокойных лет.
- Ты любила других.
- Я просто заполняла пустоту внутри себя.
- Ты говорила другим: «Люблю».
- Я лгала. Обманывала всех и жила в обмане. Строила шаткие карточные домики и возводила замки из папирусной бумаги.
- Ты возвращаешься домой.
- Мой дом там, где Ее руки и глаза. Мой дом наполнен голосом Ее.
- Куда же ты едешь?
Я открыла глаза. Мерно покачивающийся батискаф неспешно вез меня к миру привычных вещей и прочитанных лиц. Туда, где уже ждал меня тисненный золотом переплет, дающий пропуск в ряды таких же – вычурных и тисненных. Слушать шум моря в фальшивых лакированных ракушках, бояться сквозняков и пересудов, играть чувствами и не чувствовать игры – нес меня мой белый многоместный конь. Тихонько похрапывал сидящий рядом дед в панаме. Он скрестил руки на груди, спрятав там свои пергаментные ладони. Тетка с персиками лениво обмахивалась сложенной вдвое газетой. Чернильная ночь укрыла проносящийся мимо спящий мир...
- Куда же ты едешь?
Я встала, пробралась по узкому проходу, перешагивая через тюки, ведра и чемоданы запасливых отдыхающих, к водителю.
- Пожалуйста, - от волнения у меня сел голос и дрожали пальцы, - пожалуйста, остановите. Мне нужно выйти.
Водитель насмешливо посмотрел на меня: