Городской колодец был по другую сторону зала собраний. Эдди подумал, что это, скорей всего, была общинная земля. Веревка давным-давно исчезла с барабана под гниющим навесом колодца, но это было не страшно. В их ганна завалялся моток крепкой веревки.
— Вопрос в том, — сказал Эдди, — что мы привяжем к концу веревки? Наверное, седельная сумка Роланда как раз…
— А это что там, котеночек? — Сюзанна указывала на заросли высокой травы и ежевики слева от колодца.
— Не вижу… — но тут он увидел. Поблескивание ржавого металла. Стараясь как можно меньше царапаться о колючки, Эдди засунул руку в заросли и, кряхтя от усилия, вытащил ржавое ведро с плетью сухого плюща на дне. У ведра даже была ручка.
— Дай я взгляну, — сказала Сюзанна.
Он вытряс плющ и передал ведро ей. Сюзанна дернула за ручку, и та сразу же отломилась, — не с треском, а с тихим чваканьем. Она виновато взглянула на него и пожала плечами.
— Ничего, — сказал Эдди. — Лучше сейчас, чем когда оно будет в колодце, — он отбросил ручку в сторону, отрезал кусок их веревки, расплел концы, чтобы сделать их потоньше, и продел в ушки, на которых держалась прежняя ручка.
— Неплохо, — сказала Сюзанна. — Для белого парня ты ничего так, рукастый, — она заглянула за край колодца: — Я вижу воду. До нее и трех метров не будет. Ух, холодная небось!
— Трубочистам выбирать не приходится, — сказал Эдди.
Ведро плюхнулось в колодец, накренилось, и в него начала набираться вода. Как только оно скрылось под поверхностью, Эдди вытянул его наверх. Из нескольких проеденных ржавчиной дырок текла вода, но течи были небольшие. Он снял рубашку, обмакнул в ведро и начал вытирать Сюзанне лицо.
— О Господи! — воскликнул он. — Да это, оказывается, девушка!
Она забрала у него скомканную рубашку, сполоснула, выжала и начала протирать руки:
— Хорошо, я хоть открыла эту чертову вьюшку. Ты набери еще воды, пока я с себя сотру хотя бы часть этой пакости, и когда разожжем огонь, я смогу помыться теплой…
Далеко на северо-западе послышался глухой, тяжелый удар. После паузы раздался второй. За ним последовало еще несколько, а потом — настоящая канонада. Шум приближался, словно топот марширующих ног. Пораженные, они переглянулись.
Голый до пояса Эдди зашел за спинку коляски:
— Давай-ка поторопимся.
Вдалеке — но неумолимо приближаясь к ним — раздавался такой грохот, будто в битве сошлись две армии.
— Похоже, ты прав, — согласилась Сюзанна.
Когда они вернулись, то увидели, как Роланд и Джейк бегут к залу заседаний, держа в руках разный подгнивший хлам и доски. Пока еще далеко за рекой, но уже ближе, чем раньше, продолжались глухие взрывы — деревья на пути ледовея схлопывались, взрывались внутрь, по направлению к своей нежной сердцевине. Ыш кружил и кружил в центре заросшей главной улицы.
Сюзанна вытряхнулась из инвалидного кресла, точно приземлилась на руки и поползла к залу собраний.
— Какого черта ты вытворяешь? — поинтересовался Эдди.
— В кресле ты увезешь больше дров. Накладывай сколько получится. Я попрошу у Роланда кремень с огнивом и разведу огонь.
— Но…
— Слушай, что я говорю. Дай мне помочь, чем могу. И надень рубашку. Я знаю, что она мокрая, но в ней ты хоть не поцарапаешься.
Он послушался, потом развернул кресло, поставил на задние колеса и повез к ближайшему месту, где можно было набрать растопку. Проходя мимо Роланда, он передал стрелку слова Сюзанны. Роланд кивнул и побежал дальше, выглядывая из-за своей охапки дров.
Все трое передвигались взад-вперед молча, запасая дрова, чтобы спастись от холода, в этот странно теплый вечер. Путь Луча в небе временно пропал, так как все облака начали беспорядочное движение в направлении юго-востока. Сюзанна разожгла огонь, и он взревел в трубе как зверь. В центре большой комнаты на первом этаже была навалена куча досок. Из некоторых торчали ржавые гвозди. Пока что никто из них не порезался и не поцарапался, но Эдди был уверен, что это лишь вопрос времени. Он попытался вспомнить, когда ему в последний раз делали прививку от столбняка, и не смог.
Что до Роланда, подумал он, то его кровь, наверно, убьет любого микроба, посмевшего просунуть голову в эту дубленую шкуру, которую он зовет своей кожей.
— Ты… чего… улыбаешься? — с трудом выговорил запыхавшийся Джейк. Его закатанные рукава были покрыты грязью и прилипшими к ней щепками; на лбу красовалась темная полоса.