— Наверное, никто. Копи уже истощаются, через пару лет снова закроются. На этот раз — навсегда. И железная дорога продержится немногим дольше. Так что скоро Дебарии придет конец. А ведь еще во времена наших дедов это был славный маленький городок. Тот курятник, святая обитель, которую вы, думается, проезжали по дороге сюда, — вот она, может, и устоит. А все остальное пойдет прахом.
— А до тех пор? — спросил Джейми, явно встревоженный.
— Пусть фермеры, наемные работники, шлюхи с их сутенерами и игроки отправляются в ад своей собственной дорогой. Не моя это забота. Во всяком случае, скоро уж точно будет не моя. Но я не могу уйти на покой, пока не будет закончено дело со шкуровертом. Так или иначе, но его надо закончить.
— Этот шкуроверт напал на одну из сестер Ясной обители, — сказал я. — Изуродовал ей все лицо.
— Вы там были, как я понимаю?
— Женщины напуганы. — Я вспомнил мясницкий нож, прикрепленный к ноге толщиной со ствол молодой березы. — Все, кроме матери-настоятельницы.
Шериф хохотнул.
— Да, Эверлина — она такая. Самому дьяволу в рожу плюнет. А если он заберет ее к себе в Нис, и месяца, думается, не пройдет, как она будет всем заправлять в царстве мертвых.
— У вас есть какие-то догадки, кем может быть шкуроверт, когда он в человеческом облике? — спросил я. — Если есть, скажите. Все же Дебария — это ваша ответственность, как сказал мой отец шерифу Андерсону.
— Имени я вам назвать не смогу, если ты об этом. Но может, чем-то и подсоблю. Идите за мной.
Он провел нас через арку в здание городской тюрьмы, сооруженное в форме буквы «Т». Я насчитал восемь больших общих камер, расположенных вдоль центрального прохода, и дюжину маленьких, одиночных, на поперечной перекладине. Все они пустовали. Все, кроме «одиночки», в которой на соломенном тюфяке храпел какой-то пьянчуга. Дверь в его камеру была открыта.
— Когда-то все эти камеры бывали набиты битком по пятничным и субботним вечерам, — сказал Пиви. — Пьяные гуртовщики и работники с ферм, все они тут отдыхали. А теперь ночью никто не гуляет. Все сидят дома, по своим ночлежкам. Даже по пятницам и субботам. Никто не хочет встретиться со шкуровертом, возвращаясь домой после пьянки.
— А рабочие с соляных копей? — спросил Джейми. — Они тоже здесь отдыхают?
— Бывает, да. Но нечасто. У них там свои заведения, в Малой Дебарии. Аж два салуна. Злачные, надо сказать, места. Когда здешние шлюхи из «Развеселых парней», «Пышки» или «Невезухи» становятся староваты, чтобы привлечь клиентуру… или насквозь прогнивают от всяких болезней… в общем, они перебираются в Малую Дебарию. А солянщики надерутся своей «Белой жути», и им вроде как все равно, есть нос у шлюхи или нет — главное, чтобы у нее было то самое.
— Мило, — пробормотал Джейми.
Пиви открыл одну из больших камер:
— Заходите, ребята. Бумаги у меня нет. Однако есть мел, а тут — хорошая ровная стена. И здесь нас никто не услышит. Разве что Соленый Сэм вдруг проснется. Но обычно он спит до заката.
Шериф достал из кармана довольно большой кусок мела и нарисовал на стене длинный прямоугольник с зазубринами на верхней стороне. Они были похожи на ряд перевернутых «V».
— Это у нас Дебария, — пояснил Пиви. — А это железная дорога. По ней вы приехали. — Он провел две длинные линии и быстро перечеркнул их короткими палочками. А я вспомнил о машинисте и старом буфетчике, который прислуживал нам в вагоне.
— Наш поезд сошел с рельсов, — сказал я. — Сможете отправить туда рабочих, чтобы его поднять? У нас есть деньги. И мы с Джейми тоже не будем сидеть сложа руки.
— Не сегодня, — рассеянно отозвался Пиви. Он изучал свою карту. — Машинист остался там, у поезда?
— Да. Там машинист и еще один человек.
— Пошлю за ними повозку. Поручу это Келлину и Викке Фраям. Келлин — мой лучший помощник… есть еще двое, но от них толку мало… а Викка — его сын. Они заберут ваших людей и привезут в город до темноты. Время есть. Сейчас лето, дни долгие. А вы пока посмотрите сюда, ребята. Это железная дорога, а это Ясная обитель, где была изувечена та бедная девочка, о которой вы говорили. Как раз у Большого проезжего тракта. — Пиви изобразил Ясную обитель в виде маленького квадратика и вписал в него крестик. К северу от обители, ближе к зазубринам наверху карты, он поставил еще один крестик. — А здесь был убит Йон Карри, пастух.
Слева от этого второго крестика, почти на том же уровне — сразу под зазубринами наверху, — Пиви нарисовал третий крестик.
— Ферма Алоры. Семеро убитых.
Четвертый крестик — еще дальше влево и чуть повыше.