— Я никогда не пересказываю чужие истории, сколь бы правдоподобными они ни казались Зато даю слово, что, сколь бы ни походили мои рассказы на выдумку, в них никогда нет ни капли лжи. Послушайте-ка, что случилось со мной и с одним моим знакомцем — Хутаб отхлебнул из кубка, одобрительно качнул головой и промокнул усы тончайшим платком, извлеченным из рукава полосатого халата.
— Мукчури торговал на рынке Мванааке фруктами, и как-то утром я увидел его шагающим перед арбой, груженной роскошнейшими апельсинами Знакомец мой скупал фрукты у владельцев окрестных садов, и товар у него всегда был отборнейший, хотя и цены он заламывал такие, что только держись. Купленные им в этот раз апельсины напоминали гору круглых золотых слитков и были выше всяких похвал: ни одного перезревшего или недозревшего, без пятнышек и помятостей — ну просто загляденье.
Понятное дело, за каждый из них Мукчури надеялся выручить по чогу и, судя по улыбке, блуждавшей на его лице, предвкушал уже, как связки этих монет будут оттягивать его поясную сумку по возвращении с рынка. Грезил он, быть может, и о серебряных шестиугольных дакках, и даже о золотых цвангах с портретами императора Димдиго, которые пришли на смену пестрым раковинам каури, известным в Халисуне и Саккареме под названием ужовок.
— Что за дикость — использовать ракушки вместо денег? — проворчал Ирам. — И откуда взялось это змеиное название?
— Раковины каури формой своей и впрямь походили на головы змей и еще сравнительно недавно имели хождение наравне с медными монетами не только в Мономатане, но и в других странах. Хотя брали их, естественно, не столь охотно, — пояснил Хилой и напомнил рассказчику, заглядевшемуся на небо, окрашенное алыми лучами заходящего солнца: — Так ты говорил о торговце фруктами.
— Да. Он намеревался продать их по хорошей цене и, завидев меня, сообщил, радостно потирая руки, что, по всем приметам, день у него выдастся на редкость удачным.
Не успел он это произнести, как к нему приблизился старый одетый в лохмотья чохыш и протянул руку за подаянием. Надобно заметить, что среди этой нищей братии встречаются не только убогие или ленивые, но и странствующие проповедники, певцы, сказители, гадальщики, лекари и богомольцы, коим тамошние обычаи предписывают оказывать посильную помощь. Просить подаяние не считалось в Мавуно зазорным и тем паче преступным, пока к власти в стране не пришел Триумвират Кешо.
Я ожидал, что Мукчури положит в протянутую руку чохыша апельсин — на удачу и дабы помолился святой человек за его преуспеяние многочисленным местным богам…
— Но жадный торговец не сделал этого и, конечно же, был наказан за свою скаредность и жестокосердие! — перебил рассказчика Ирам.
Хилой тяжко вздохнул, а Эврих подумал, что, вероятно, напрасно не позволил парню проиграться в пух и прах.
— Все люди рождаются, женятся, производят на свет потомство и умирают в урочный час, — невозмутимо промолвил Хутаб, слегка пожав могучими плечами. — И все же все мы проживаем свою собственную, не похожую ни на чью другую жизнь, и лишь немногие ропщут, что конец ее заведомо известен.
— Продолжай, почтенный. Если человек выливает наземь доброе вино затем, чтобы удостовериться, что у кувшина существует дно, люди не называют его разумным и не приглашают разделить с ними трапезу или же принять участие в беседе, — не глядя на Ирама произнес Березат Доброта, наполняя опустевшие кубки из другого, принесенного им с собой бочонка.
Эврих втянул носом запах бледно-лимонного напитка и зажмурился от удовольствия. Ох уж эти купцы! И где они только отыскивают подобные вина?
— Итак, торговец фруктами сделал вид, что не заметил протянутой за подаянием руки. Тогда убеленный сединами чохыш тихим голосом сказал: «Господин мой, вы не обеднеете, если дадите страннику один из ваших замечательных апельсинов».
Просил-то он хорошо, да не у того человека. Будь апельсины похуже или окажись среди них хоть один порченый, Мукчури, вероятно, угостил бы им нищего. Отдавать же за так подобную прелесть было выше его сил. Не обращая внимания на старика, он пожелал мне удачи в делах и потянул запряженного в арбу ослика к своей лавке.
Нищий последовал за ним, и вскоре я услышал, как мой знакомец гневно кричит: «Ступай клянчить подаяние у других! Что ты прилип ко мне, точно пчела к цветку?»
Привлеченный его криком, я подумал, уж не сцепился ли мой знакомец с чохышем, и последовал за ними, хотя мне было вовсе не по пути. Нагнав их, я увидел, что опасения мои были напрасны. Нищий все так же смиренно просил угостить его одним-единственным апельсином, ссылаясь на то, что в арбе их несколько сотен, и уговаривал Мукчури не гневаться и не отравлять себе печень из-за такого пустяка. Знакомец же мой орал, что покинутый Богами попрошайка распугает всех его покупателей, и грозился позвать стражников. Тогда я решил купить пару апельсинов для себя и один для неугомонного чохыша, полагая, что не только поступлю согласно местным обычаям, но и окажу маленькую услугу излишне прижимистому Мукчури, на крики которого уже начал сбегаться охочий до скандалов базарный люд.
Я протянул торговцу фруктами деньги, он, проворчав что-то невразумительное, вручил два апельсина мне и один старику. Мы дружно принялись очищать сочные плоды от золотистой кожуры. Толпа начала расходиться.
Наслаждаясь душистой сочной мякотью солнцеподобного плода, я тоже двинулся по своим делам, но не успел отойти от арбы Мукчури и на дюжину шагов, как чохыш неожиданно звучным голосом провозгласил: «Почтеннейшие! У меня есть множество великолепных апельсинов, и я прошу вас вкусить их во имя Тахмаанга и Амгуна-Солнцевращателя!»
Сообразив, что затевается нечто забавное, я вместе с зеваками, торговцами и ранними покупателями вернулся к чохышу, который, выкопав в пыльной земле маленькую ямку, бросил в нее апельсиновые зернышки, выбранные из съеденного им плода. «А ну, кто из водоносов плеснет мне на руки пригоршню воды?» — обратился он к заинтересованным его приготовлениями зрителям.
Оказавшийся поблизости мальчишка-водонос с двумя калебасами через плечо щедро полил на руки старика, которые тот держал над присыпанной им землей ямкой с апельсиновыми зернышками.
Собравшаяся толпа таращила на нищего глаза в ожидании какого-нибудь фокуса и почти не удивилась, увидев, как из земли появился крохотный зеленый росточек. Под вздохи и ахи изумленных зевак росток начал тянуться вверх, набухать, толстеть, и не успели мы оправиться от первого потрясения, как он уже превратился в большое апельсиновое дерево. А затем — что бы вы думали? — оно зацвело и стало покрываться наливающимися соком золотистыми плодами…
— И тут торговец фруктами закричал, что все они принадлежат ему, — уверенно заявил Ирам.
— Нет. Он, как и все мы, оцепенел от изумления А чохыш, не теряя времени даром, стал срывать апельсины с веток, которые сами склонялись к нему, как будто желая, чтобы он освободил их от груза, и принялся раздавать их окружавшим его людям. Плоды были изумительно сочными и сладкими, и вскоре все вокруг так вошли во вкус, что сами стали тянуть к дереву руки и срывать апельсины. И никто среди этой радостной суеты не заметил, как седовласый чародей юркнул в толпу и растворился среди громко галдящих поедателей дармовых фруктов.
Но вот плоды на дереве кончились, листья начали увядать, осыпаться. А когда на голых ветвях не осталось ни одного листика, само дерево стало усыхать и уменьшаться, словно втягивалось обратно, в породившую его землю. Оно исчезло столь же быстро, сколь и появилось, и вскоре на месте его осталась лишь маленькая ямка. Возбужденно переговариваясь, люди стали расходиться, и тут Мукчури обернулся к своей арбе и издал горестный, леденящий душу крик…
— В арбе не осталось ни одного апельсина! — радостно засмеялся Ирам, хлопая себя ладонями по бедрам.
— Верно, так оно и оказалось. Назовите происшедшее как угодно: волшебством, ворожбой, мороком, — но все это я видел собственными глазами. И до сих пор помню вкус чудесных апельсинов. Я даже сохранил несколько зернышек и со временем посадил их, но выросли из них самые обыкновенные апельсиновые деревья, — закончил свой рассказ Хутаб.