— Какая… досада.
Словно бы невидимый наблюдатель постоянно стремился разоблачить его.
Войдя в свой временный дом, Эолас запасся куском пергамента и пером, нашел среди нескольких чернильниц не до конца пересохшую и начал выводить письмо.
Агнес, сестра,
Я не говорил, однако, как ты можешь догадаться, не застав меня дома — если ты вообще ко мне заглядывала, грымза, — я отправился в очередную охоту за вдохновением. Полмесяца спустя меня уже тошнит от вида снега и не обремененных интеллектом лиц, но вернуться в Эстеррас я не могу — четвертое измерение не отзывается на мои призывы. Местный кэанец, тем не менее, путешествует без проблем, поэтому я предположил, что и кертиариане в этом плане дееспособны. Пришли мне в ответ, пожалуйста, заклинание, которое меня отсюда уберет. Я нахожусь в субреальности, известной как Руда.
Э.
Эолас аккуратно свернул письмо и поставил печать в виде листа — символ рода был одним из немногих связанных с семьей предметов, который не вызывал у него отвращения. Стоило только перевложить смысл…
Раздался стук в дверь; неплохо было бы, если бы нежданным гостем оказался Парлитоу, даже несмотря на то, что у Эоласа не было выпивки, чтобы предложить ему. Тот уже давно не принимал внутрь ничего, что могло как-либо изменить сознание.
— Входите, — громко произнес Эолас; толстая дверь надежно сохраняла обитателей дома от холода, но также заглушала все звуки, в том числе обычный ровный тон Эоласова голоса.
На пороге, к его разочарованию, появился запыхавшийся Леднио. И что он тут делает, если Парлитоу вернулся, позвольте спросить?
— Господин Эолас, — выдохнул юноша. — Вас Мричумтуивая ищет.
— Однако я думал, что похороны продлятся весь светлый день, — выразил Эолас легкое недоумение.
— Поэтому он меня послал, — объяснил Леднио. — Это срочно, господин Эолас. Пока перерыв и они не понесли хоронить Гиндюльгалю.
Эолас нарочито неторопливо поднялся на ноги, потянулся, взялся раскладывать перо и чернильницу по своим местам. Когда сквозь открытую дверь, в проеме которой нервно приплясывал Леднио, начало ощутимо задувать, Эолас наконец положил в карман письмо и последовал за учеником Парлитоу обратно на главную площадь Фикесаллерамника.
— Дражайший Эолас! — встретил его Мричумтуивая восклицанием вполголоса. — Давай-ка отойдем в сторону, я нуждаюсь в совете без свидетели.
Краем глаза Эолас заметил, что внимание людей сосредоточено на Парлитоу, который взахлеб рыдал и взахлеб же пытался читать речь над телом.
— Если вы хотите спросить меня о том, как без применения силы справиться с пьяным человеком, то я вам в этом деле не советчик, — соврал он.
— О, нет, — отмахнулся Мричумтуивая. — Парлитоу умник, что отвлекает их. Я нуждаюсь в человеке, который отправит себя к Колодцам Руды.
Эолас проглотил лишенный интеллектуальной нагрузки вопрос “Куда?” и задал другой:
— Для чего?
— Идолы должны дать знак. Смерть Гиндюльгалю была неожиданность, но одновременно совпала с моими ощущениями. Круг вот-вот сомкнется, и что-то появится на иных ветрах.
Все, что мог Эолас сказать о сомкнувшемся круге — то, что, вероятнее всего, это будет круг насилия, раскрученный вастаками, а ветра или мифические колодцы так и останутся малоинформативными обрывками рудского фольклора.
— Где бы ни были расположены эти колодцы, Мричумтуивая, я уверен, что среди ваших смелых людей найдется доброволец, который отправится туда.
— Тут и есть проблема, — запнулся Мричумтуивая и окончательно запутался в грамматике всеобщего языка: — Я нуждаюсь в этом быть сделано сегодня в ночь, а сегодня Кровья Сыть.
Середина осени, вспомнил Эолас календарь из Клятвенника, и вздрогнул от осознания того, как летит время. Не хотелось бы застрять в настоящей рудской зиме, которая с этого дня становилась все ближе и все материальнее.
— Вы ведь помиловали Леднио по прошению Парлитоу? — поинтересовался он. Когда вождь кивнул, Эолас прибавил: — И, тем не менее, хотите назначить ему наказание. Я считаю это подходящим поводом.
— Ледниорарри слишком молод. Я боюсь, что он вернется седой как я, — ответил Мричумтуивая. Любопытно; что — или кто — может оказаться настолько опасным, что даже бывшего кандидата на казнь вождь из проклюнувшихся добрых побуждений хочет уберечь от беды?
— Тогда остается только один вариант, — расщедрился Эолас на слабую улыбку. — Получите знак от идолов сами.
Ему казалось, что он имеет достаточное влияние на Мричумтуиваю, чтобы в открытую предлагать ему подобную аферу, но, как и всегда случается в исторических ситуациях, возникло недопонимание.
— Ты хочешь… обезглавить клан? — задохнулся Мричумтуивая.
— Вы меня неправильно поняли, — заверил его Эолас, опасаясь, что сейчас старика хватит какой-нибудь приступ, и потом попробуй докажи людям Фикесаллерамника, что это не чужак в песце убил их вождя. — Я имел в виду, что…
— Ты, — указал пальцем Мричумтуивая, сделав ненормальную для него паузу посреди предложения, — отправляешься сегодня к Колодцам. Или казнь. Хочешь казнь?
Эолас лишь покачал головой, разочарованный в самом себе и оттого едва сдерживающий ненависть; станет еще хуже, если он даст ей прорваться наружу даже в выражении взгляда. На бумаге он был владыкой двойных и даже тройных смыслов, но в устной речи не мог позволить себе ничего подобного.
Под свирепым взором Мричумтуиваи Эолас подошел к Леднио и тихо, чтобы вождь не услышал, спросил:
— Что такое и где находятся Колодцы Руды?
========== Припев ==========
В “Виверньем хвосте” яблоку было негде упасть, так что протиснуться прямиком к трактирщику, чтобы задать вопросы именно ему, без лишних разговоров, у Хейзана не было ни единого шанса. С большим трудом маг нашел свободный столик, и, голодный как волк, заказал поесть.
Прихлебывая что-то вроде чечевичной похлебки с плавающими в ней немногочисленными кусочками мяса и закусывая ломтем ржаного хлеба, Хейзан внимательно оглядывал народ по соседству. Кэанка средних лет, чьи рукава были окутаны нитями, на которых висели малюсенькие кусочки янтаря — насколько знал Хейзан, такие средоточия помогают при различных заболеваниях. Старик с длинными усами и холодными голубыми глазами — несмотря на то, что он хранил молчание, Хейзан мог буквально услышать его охрипший голос. Крестьянин, чьи глаза прогуливались туда-сюда без единого намека на осмысленность, но все чаще останавливались на Хейзане. Когда это начало раздражать, крестьянин в конце концов бросил свой стул пустым и подсел к Хейзану.
— Эй, колдун, — подозвал он заговорщически.
Хейзан приподнял бровь:
— Я тебя знаю?
— Откуда? — фыркнул крестьянин.
— Тогда почему ты так уверен, что я маг?
— Так ты ж леворукий. Они все колдуны, — заявил крестьянин, словно утверждал очевидное.
— Не то чтобы все… — отозвался Хейзан, пытаясь прикинуть, как бы поскорее и без крови избавиться от этого смердящего идиота.
— Ха, меня не надуешь! — замотал крестьянин немытой головой. — Соседка у меня такая же, та еще колдунья, зуб даю.
— У тебя есть для меня какая-нибудь работа? — напрямую спросил Хейзан.
— Есть-есть. — Его мутные глаза, напоминающие зенки сдыхающей рыбы, сверкнули похотью. — Сделай так, чтоб она под меня сама залезла?
Хейзан окинул его презрительным взглядом.
— Могу лишь посоветовать мыться почаще.
Крестьянин немедленно помрачнел и поднялся на ноги.
— Ну и пошел в жопу.
Он сплюнул, пытаясь угодить плевком Хейзану в миску, но промахнулся, и скрылся в толпе. Какой чувствительный мальчик, подумал Хейзан, возвращаясь к еде. Его внимание привлекли новые гости, которые заняли бывший столик крестьянина и громко что-то обсуждали. Двое мужчин лет сорока, похожие между собой чертами и жестами — братья, без сомнения. Едва запаленный интерес Хейзана резко разгорелся, когда его слуха достиг обрывок разговора этих двоих: