— Наконец-то подобающее отношение, — произнес четвертый идол Эоластрейанихтур.
========== Припев ==========
— Крайво Фийян к вашим услугам, — золотоволосый кэанец чинно поцеловал руку Рохелин, а сам впился зеленым взглядом. Рохелин вновь развеяла мысли в дым и сделала почтительный вид полной незнакомки. Пронесло — не узнал.
Хейзан, приодетый в изящный костюм, мерку для которого брал Гартлан — попечителю кладбищ приходилось время от времени исполнять работу запивших гробовщиков, — вежливо подтянул девушку к себе. Повязку на плече спрятали под костюм, чтобы не давать лишнего повода для пересудов, но Хейзан все равно бахвалился вскользь, что защитил возлюбленную от хулиганов.
Предыдущее собрание веринцев было его триумфом. Разумеется, непутевый Гартлан вернулся не то что с пустыми руками — с предостережением от Муравьедов, что следующий посланник получит отравленную стрелу между глаз. Даже большие деньги, с неохотой предоставленные Энелором, не переубедили наемников — а что еще может убедить наемников, как не деньги? Очевидно, в роли оратора Гартлан был настолько бездарен, что даже Муравьедам стало тошно.
Шырп и Вез, тот бледный юноша со взором горящим, на два голоса предлагали отправить-таки Хейзана на повторную миссию, искренне желая ему скорейшей смерти. Когда Дальвехир пригрозил им отстранением от дел, Вез, несмотря на окрик Энелора, кто явно играл для него роль второго отца среди веринцев, гордо удалился. Тем не менее, малолетний националист появился на светском вечере, поводом которому была помолвка дочери некого Йохонта и где обещали быть как веринцы, так и светляки — в составе многих других.
Дочь Сольгрима, которую уже многие годы не видели в Хефсборе, а тем более — на званом ужине, завоевала приличную часть общего внимания. Хейзан чувствовал, насколько Рохелин нелегко не прекращая здороваться с напыщенными аристократами, поэтому брал пустую болтовню на себя.
Хейзан и Рохелин как бы создали собой двухстороннюю крепость. С одного фланга — она изучает обстановку, подавая ему редкие сигналы прикосновением к рукаву, с другого — он рассматривает людей и идет с ними на контакт, позволяя Рохелин словно бы подныривать под волну высоких гостей и видеть изнанку. За неделю они научились доверять друг другу почти интуитивно и общались без слов, словно шпионы Альэру, которая не преминула появиться на вечере лично. Как раз прошла мимо, презрительно глянув на Крайво и возведя глаза к небу.
— Чем это Паучиха так недовольна? — между делом поинтересовался Хейзан у Имрея, который промакивал усы возле длинного, устланного белой скатертью стола.
— Есть у нее такая привычка — затаскивать в постель всех своих врагов, — отозвался старик вполголоса. — С Крайво у нее это, — он свистнул, — не получилось.
— По мальчикам? — понимающе кивнул Хейзан.
— В том-то и дело, шо нет. Просто… не захотел. Странный, а? — покачал головой Имрей, наблюдая за Альэру, которая склонилась над блюдом с креветками, демонстрируя обнаженную спину и едва прикрытую натянутой тканью заднюю часть. Хейзана тронула за локоть Рохелин, и тот подал знак Имрею, что ему надо отойти.
— Мне душно, — тихо произнесла Рохелин. — Пойдем к окну.
Дожди подошли к концу, и уже третий день погода стояла истинно июльская, полная солнца и безоблачных небес. В этой связи окна в особняке были нараспашку, и легкий ветерок шевелил бязевые занавески.
— Боюсь, это не для меня, — мрачно промолвила Рохелин, опершись руками на подоконник. — Я не хочу быть дочерью Сольгрима. Для них, — добавила она, словно бы жалея о сказанном и пытаясь придать ему несколько иную окраску, чем услышал Хейзан.
— Я понимаю, что это вызывает у тебя плохие воспоминания, но придется немного потерпеть. И потанцевать тоже — мы все-таки изображаем влюбленных.
Рохелин вздохнула и подала ему руку. Хейзан повел ее по кругу, тщательно стараясь не наступить девушке на ногу.
— Веза видишь? — спросил он, украдкой отодвинув плечо.
— Вижу. Кривится.
— Можно сделать еще лучше, — Хейзан не сдержал улыбки. — Поцелуй меня.
Он предвидел, что Рохелин даст ему пощечину, но вместо этого она, не произнеся ни слова, обхватила его руками за шею и прикоснулась губами к губам. И, несмотря на свои вызывающие обстоятельства, поцелуй оказался более искренним, нежели все взаимоотношения Энелора и Сив.
Слишком искренним для этой политики.
Никто из них не отрицал теплых чувств по отношению друг к другу, но находил излишним говорить об этом вслух. Оба понимали, что рано или поздно разделят постель, что, возможно, связь между ними окрепнет до поистине любовной, но это было естественными ожиданиями мужчины и женщины, волею судьбы очутившихся в одной лодке. Рохелин, однако, надеялась, что ее это минует — только потому, что не успеет развиться столь стремительно, чтобы догнать девушку в ее странствии.
Раздался звон стекла, и Хейзан оборвал поцелуй. Вез, идеально причесанный и в высоком воротнике, превзошел себя: слишком сильно сжал бокал при виде ненавистной ему парочки.
— Вез! — раздался озабоченный голос, и к нему подбежала какая-то женщина в цветах. — Тебе нельзя пить, ты еще слишком юн!
Хейзан задохнулся еле слышным смехом, как и Рохелин, продолжавшая держать его за руку.
— Эти веринцы действительно смешны, — сказал кто-то у них за спиной. Обернувшись, Хейзан увидел рыжеволосую женщину лет сорока, которая явно пыталась скрыть свой возраст большим количеством косметики на лице и руках. — Но они хотя бы не пытаются продвигать среди других нашу религию, — произнесла она, бросив косой взгляд на Ирвина с Ульрихом, которые втолковывали что-то двум недоуменным северянам.
— Не любите своих коллег? — съязвил Хейзан.
— Не люблю, когда они слишком часто вспоминают о преступлениях, которые едва не свершились, — прикрыла подведенные глаза женщина. — Меня зовут Этелька.
— Сульно, — представился Хейзан подставным именем. — А это Рохелин, любовь всей моей жизни.
Этелька засмеялась.
— Это я заметила. Видите ли, Сульно, почитание Кэаны — это то, что люди непросвещенные зовут Светом, и не зря, — несет за собой созидание, а не разрушение. К сожалению, мои собратья не осознают этого до конца, хотя я постоянно твержу им об этом.
— Мой друг говорил мне, что созидание и разрушение не противоположны, а всегда действуют в связке.
— Поэт? — вскинула зачерненную бровь Этелька.
— Хуже. Писатель.
— Как правило, они ничего не понимают в этом, — отмахнулась кэанка. — Созидание всегда материально, будь это доброе дело или прекрасное чувство — такое, как у вас с Рохелин. Или у меня с Къялти… который, к сожалению, мертв.
— Сочувствую, — бросил Хейзан, уже наполовину отвернувшись.
— Но мое чувство к нему живо! Понимаете? — схватила Этелька его за плечо. Хейзан взглянул в ее сверкающие слезами голубые глаза и произнес лишь:
— У вас сейчас тушь потечет.
Рохелин исчезла — должно быть, пошла в уборную. Хейзан обшарил глазами ближнее окружение; из числа знакомых ему людей он увидел лишь Дальвехира, который прятал в карман окровавленный платок.
— Они все такие сектанты, как Этелька? — полюбопытствовал Хейзан. Дальвехир посмотрел на него с недоверием, но тучи быстро развеялись.
— Вот что значит впервые столкнуться со своими антагонистами, юный Хейзан. Когда-то молодая, младше Веза девушка по имени Этелька требовала от подельников отрезать гилантийцу голову и повесить ее над воротами Ореола. Она лишь пытается загладить свою вину перед Кэаной. У всех это проявляется по-разному; и если Ирвин с Ульрихом пытаются найти новых адептов, то Невий, я подозреваю, давно не верит ни в какие божественные силы.