Едва Рохелин пересекла затопленную народом улицу, ее внимание привлек посетитель соседней лавки. Со спины он показался ей знакомым; Рохелин вытянула шею, пытаясь разглядеть лицо человека. Тот чуть-чуть повернул голову, обнажая орлиный профиль, при виде которого Рохелин похолодела.
— Невий, — шепнула она.
Что он тут делает? Только теперь Рохелин поняла, что за спиной Невия стоят двое городовых, а сам он подсовывает продавцу какую-то бумагу. Рохелин спряталась за тентом, а когда Невий и его спутники удалились, подошла к торгашу, старательно делая вид, будто заинтересована товаром — морскими звездами и ракушками якобы из Лоремна (чье название на вывеске было нацарапано через “а”).
— А что это за письмо? — кивнула она словно бы невзначай на бумагу, которую продавец рассматривал, почесывая в затылке.
— Да кого-то ищут, небось морковку спер, — хмыкнул торговец и бросил свиток Рохелин. — Сказали развесить, иначе штраф.
Рохелин развернула листок и прочла:
“Разыскивается особо опасный преступник. Приметы: волосы темные, лицо мерзкое, глаза золотистые, росту средне-высокого. Вознаграждение в пять сотен серебром.”
Рохелин тихо выругалась и вернула объявление с натянутой улыбкой:
— Спасибо.
И метнулась через толпу в сторону, противоположную той, где скрылся Невий. Не сразу она обнаружила, что кто-то сорвал с рубашки свежекупленную булавку, оставив лишь две дырочки.
— Не беги! Стой!
Голос Рохелин проскальзывает мимо ушей, как все голоса, и путается в кустах орешника. Слизь. Всюду слизь, будто каждого из дождевых червей этой реальности выцарапали из-под земли и вывернули наизнанку.
А что это за реальность, к слову?
Перепрыгиваешь ручей, чувствуя, как его дыхание опаляет подошву. Хлюп. Чавканье преследует, от него — лишь на деревья, но руки срываются с ветвей. Небо, располосованное закатом в цвет вянущего шиповника — почему оно под ногами?
Отвлекающий маневр. Вглядись, клокочет внутри. Отдайся не зрачку, а краю век, чуть ниже ресниц, чуть выше радужки.
Видишь?
Хагенон.
Черным-черно.
Треугольник пламени — расселина или прорыв меж занавесей Белой Воды?
Хагенон.
Хагенон.
Ха…
И нет уверенности, небо рухнуло на плечи или плечи нашли на небо.
Хейзан очнулся от собственного судорожного вздоха и какое-то время лежал, пытаясь отделить явь от сновидения и пялясь на июльские звезды в вышине. Наконец он оторвал затылок от узелка со скарбом, на который лег прикорнуть, и сел, потирая руками голову. Та звенела тремя слогами, звучащими как два.
Что, черт возьми, такое Ха’генон?
Издали донесся хохот, и Хейзан оглянулся через плечо. Поляна, где обоз остановился на ночь, была вдоль и поперек усыпана кострами; Хейзан невольно вспомнил костры Хефсбора, адепта Кельдеса и… казалось, это было невероятно давно — на том же отрезке временной линии, что и ученичество или жареные крысы. Недавнее запечатлело лишь Белую Воду; однако нельзя сказать, что кровавая баня потрясла душу Хейзана до основания — в конце концов, эта душа пестрила темными пятнами, которые оттолкнули бы даже Рохелин. Какие-то из них представляли собой ожоги, какие-то состояли из чуждой материи, имевшей нечто общее с Гилантой, оставшиеся чернели — до чего банально — запекшейся кровью.
За костром сидели трое — купец, сопровождавшая его женщина в кэанском плаще — очевидно, залог сохранности товаров — и фермер, что как раз готовил в углях печеную картошку. Последний щедро поделился едой с товарищами, за что Хейзан был ему премного благодарен.
— Говорят, на тракте видят черт-те кого, — с набитым ртом сообщил купец. — Один мой знакомый рассказал, что его брат подобрал в дороге какого-то хмыря с черной башкой — и еле ноги унес, он его чуть не загрыз, понимаешь ли!
— Негра, что ли? — почесал в затылке фермер.
— Да не негра, дубина! — гаркнул купец так, что ошметки картофелины полетели во все стороны. — Негры полностью черные, ну, окромя рук и пяток, а у этого только голова была. По крайней мере, так ему показалось в сумерках.
Фермер хмыкнул:
— Так бы сразу и сказал. Грабануть твоего брата хотели, а ему и примерещилось по пьяни…
— Не моего брата, а брата моего знакомого, — перебил его купец.
— Да какая в жопу разница.
Купец стиснул кулаки, но кэанка неожиданно докоснулась его плеча, и он мгновенно переменился в лице, словно ему вогнали дозу морфия.
— Спасибо, Нэсси, — поблагодарил он, ласково потрепав кэанку по щеке, — мне намного легче. Благодари богов, что дорогая помогла мне избавиться от плохих мыслишек, — обратился он к фермеру. — И, раз такое дело… У меня есть в загашниках одна бутыль — со дна Глиняного моря, понимаешь ли!
Когда купец и фермер утопали за спиртным, недоуменный Хейзан подсел ближе к Нэсси и с замиранием сердца спросил:
— Как вам удается влиять на его мысли? Это же… феноменально.
Кэанка засмеялась.
— Магия здесь ни при чем — даже если он так думает. Скециус считает меня едва ли не богиней и скачет по мановению моей руки, словно щенок, — с явным удовольствием констатировала она.
Хейзан разочарованно опустил плечи — новая аномалия или, по крайней мере, невероятное открытие в области магической науки развеялись, как пепел по ветру. Скециус и фермер вернулись к костру, громко переговариваясь между собой; однако, увидев рядом со своей Нэсси другого мужчину, Скециус примолк и нервно стиснул покрытую водорослями бутылку.
— Нэсси! — воскликнул он. — Он же к тебе не пристает?!
— Что ты, — сказала Нэсси и провела ладонью в воздухе. — Мы лишь поговорили о насущном как маг с магом.
Скециус расплылся в улыбке и отвесил Хейзану короткий неуклюжий поклон.
— Уважаю магов.
Хейзан не в первый раз подивился тому, насколько ловко женская власть прибирает мужчин к рукам без остатка. Не то чтобы он с предубеждением относился к противоположному полу, ведь его всегда привлекали сильные его представительницы, подобные Рохелин, но Скециус выглядел так жалко, что даже вызывал непривычное для Хейзана сочувствие.
Из ниоткуда в световой круг вошел еще один человек, небритый и с тенью под глазом — кто-то поставил бедняге синяк, причем совсем недавно.
— Из вас никто письмо не ждет, случайно? — жалобно поинтересовался он.
— Ну ты имя-то скажи, — потребовал Скециус.
— Да там не имя, а… непотребщина какая-то. Меня, вон, у прошлого костра чуть не зашибли, мол, оскорбить хотел.
У Хейзана в голове промелькнула догадка.
— Дай сюда, — поманил он новоприбывшего и, вырвав у него письмо, поднес то к костру; языки пламени осветили наспех выведенное “Херумору”. — Все верно, это мне. Спасибо.
Человек с явным облегчением отправился по своим делам, а Хейзан вскрыл конверт — не магией, но просто разорвав. Случайно задел само письмо, так что его краешек болтался почти оторванным, пока Хейзан читал лаконичный текст, унизанный кляксами и мелкой сыпью рассеянных чернил.
“Херумор,
У меня плохие новости. Здесь, в Ретенде, появился лично Невий. Не знаю, каким образом он нас выследил. Надеюсь, к этому не причастна Хойд; я думала о ней лучше.
Ищет он тебя и уже сообщил стражам порядка о золотоглазом преступнике. Боюсь, что они вышлют патрули по всем основным трактам Таллоу. Будь осторожен.
Р.”
Дочитав, Хейзан опустил письмо на колени — и вдруг скомкал его и зашвырнул в огонь. Наблюдая за тем, как чернеет и съеживается бумага, Хейзан сам сгорал от внезапно накатившего страха, что вонзился между ребер, точно жало осы. Даже если Невий ничего не сказал властям Ретенда о спутнице беглого преступника, кэанец отлично помнил Рохелин по Белой Воде и наверняка ищет ее, зная, что она может указать на местоположение Хейзана.