— Правильно рассчитываю свои силы.
Хейзан махнул рукой и двинулся по утоптанной земле в сторону домов. Рохелин последовала за ним, старательно вычищая грязь из-под ногтей.
Их встретила гнетущая пустота; запустение Ха’генона не шло с ней ни в какое сравнение. Из замка люди ушли давным-давно, а здешние обитатели исчезли как будто бы накануне.
Хейзан толкнул одну из дверей, и оттуда вырвался омерзительный запах гниения. Намотав плащ на лицо, Хейзан вошел внутрь и осмотрелся. Скромная обстановка, обычная для представителей угасающего народа: неуклюже сбитая мебель, кособокие ставни на единственном окне, никакого намека на книги или даже лубковые картинки. Одеяло на кровати было изорвано, словно кто-то разодрал его руками в приступе беспамятства.
Распахивая двери, Хейзан окидывал комнаты быстрым взглядом; Рохелин взялась за дома напротив. Все говорило о том, что жители деревни превратились в Обездоленных и теперь бродят по здешним лесам — или Просторам, куда перенесла их заботливая владычица. Сколько же таких разрозненных селений опустело под ее злой волей?
Чернота окутывала Скорбящий все непрогляднее.Чистый звездный свет заволокло, и Хейзану пришлось запалить на руке пламя, чтобы разглядеть хоть что-либо, но если пойдет дождь, они с Рохелин лишатся и этого. Однако осмотреть следовало каждое божье здание — вдруг проклятая императрица прячется именно там?
Если она не покинула Скорбящий вопреки уверениям старейшины.
Остался последний дом — маленькая убогая землянка, приютившаяся за огородом, который уже начали отвоевывать сорняки. Сверкнула молния, и ее мертвенно-бледный свет отразился на бревенчатых стенах. Рохелин нервно сглотнула, но Хейзан ощущал лишь желание поскорее завершить безнадежное дело и вернуться в Ха’генон, пока не грянул ливень.
Дверь болталась на одной петле, противно вскрипывая, точно плача. Затем Хейзан понял, что плач настоящий и доносится из дальнего угла землянки. Пахло мочой и плесневелым хлебом. Хейзан пустил огонь в свободное плавание и направил его туда, где выводил пронзительные рулады неизвестный человек — женщина, судя по голосу. Рохелин нервно схватила мага за локоть, избегая смотреть в угол. Снаружи громыхнуло.
Пламя высветило скрюченную женщину с грязными, когда-то светлыми волосами, босую и в каком-то подобии ночной рубашки, порванной на спине. Виднеющиеся позвонки выдавали ее жутковатую худобу. Женщина не замечала ничего, кроме собственного горя и невидимого предмета, который накрывала грудью. Иррсаот?
— Миледи? — тихо позвал Хейзан.
Женщина повернула голову, и Хейзан невольно отшатнулся. Слезы проделали зримые дорожки на ее щеках, разъев кожу до кости; скорбящая сама почти превратилась в Обездоленного. Должно быть, это ужасно больно, мелькнуло в голове; но не больнее, чем то, что терзало плакальщицу изнутри.
— Меня зовут Хейзан, — с усилием произнес маг. — Кто вы, миледи?
Женщина разжала губы, обнажив остатки зубов, выпавших от истощения.
— Когда-то, — прохрипела она, — меня звали Рун. Но теперь я Фрида.
Хейзан не понял, что она имеет в виду — должно быть, совсем безумна. Рун… кажется, это означает “соль”.
— Вы из Меена, верно? Я жил там долгое время, — он выдавил улыбку, надеясь дружелюбием отвлечь внимание Рун от Иррсаота — лишь чтобы выхватить его и броситься наутек.
Рун не ответила, глядя сквозь него стеклянным взглядом. Лишь тогда Хейзан осознал, что она ничего не видит.
— Хель, — шепнул он еле слышно. — Отвлеки ее как-нибудь. Я заберу Иррсаот.
Рохелин сдавленно кивнула и подняла с пола обломок доски. Швырнула в сторону — гнилье развалилось надвое, и один из кусков задел спину Рун. Она резко обернулась, и Хейзан магией выдернул Иррсаот из рук его хозяйки.
Когда Рун поняла, что произошло, она взвыла — так, что сердца обоих похитителей Иррсаота обратились в ледяные глыбы. Рун перевернулась на живот и поползла; ударилась головой о стену и вновь зашлась рыданиями.
— Верните! — ревела она. — Верните!!!
Хейзан не сразу осознал, что за холод лег ему в свободную руку.
— Сделай это, — всхлипнула Рохелин. Хейзан передал Иррсаот ей и, сделав шаг к беснующейся Рун, занес кинжал над ее затылком.
Рукоять выскользнула у него из пальцев, когда Рун забилась в агонии. Впервые за свою жизнь Хейзан испугался того, что убил человека — невзирая на то, что она жаждала избавления всем сердцем.
— Идем, — выдохнул он.
Как только Хейзан выбежал наружу, ему за шиворот стукнулась капля, но он даже не обратил внимания. Лишь когда зашипело пламя, которое он увел за собой, Хейзан понял, что вернуться в Ха’генон они не успеют.
Да и не нужно.
Из-под козырька одного из домов отделилась тень; Эолас. Спустился-таки, не выдержав ожидания. Так ли уж долго они здесь пробыли?
Шторм сгущался над лесом безграничной и упрямой пеленой. Дождь полил, и огонек затух, так что теперь искателей Иррсаота и сам артефакт в ладонях Хейзана освещали лишь вспышки молний — почти непрерывные. Но прежде, чем кто-либо из магов начертил защитную фигуру и покинул Скорбящий навеки, случилось необъяснимое.
Хейзан смотрел не отрываясь на Иррсаот; восьмиугольник в центре средоточия, чьи края переливались изящными волнами, блеснул белым пламенем. Гроза отступила на второй план и одновременно пронзила Хейзана, точно кинжал — голову Рун, повергая мага в неожиданный стазис. Время поклонилось и исчезло.
И тогда Она заговорила.
В переводе на людской язык Ее не-слова, воплощенные в вековечных образах, звучали так:
Ты обязан его уничтожить.
Иррсаот сильнее даже тех, кто проложил пути за пределами пределов, и ни одна беспечная душа не должна боле прикоснуться к нему, а тем паче — сосредоточить энергию в его недра, простирающиеся фрактальной последовательностью глубже, нежели способно проникнуть Время.
Хейзан видел, как песок, столь напоминающий густую патоку, наталкивается на прозрачное стекло, а из ямы под ним тянутся чернильные щупальца.
Нас оно не заберет, даже если Просторы будут разрушены до сияющего основания…
Многие тысячи солнц.
…потому что гибель нынешней итерации предначертана иными источниками власти. Однако Я забочусь о вас, чего нельзя сказать о Моих сестрах.
Кто ты? — спросил Хейзан, заранее зная ответ.
Ринелд был прав…
Ты не нуждаешься ни в каком объяснении, Хейзан. У тебя сердце волка, но душа твоя куда более сложносочиненна, чем у любого зверя, даже самого мудрого, даже — легендарного.
Хищник бежит по снежному лесу — и по собственной воле прыгает на стрелу, пущенную из ниоткуда. Драконье пламя охватывает Ха’генон — Хейзан не мог представить, что когда-то замок выглядел так величественно.
Ты примешь меня, потому что иного исхода нет. Я не могу обещать, что это не убьет тебя, однако человеческая жизнь ничтожна в сравнении с тем, что способен сотворить Иррсаот в руках глупца — в руках любого смертного.
Как ты и сказал, Они заставят тебя сделать абсолютно все, что прикажут.
В следующее мгновение Хейзана оглушил свет — и ослепил гром. Внутренний огонь взметнулся до самых звезд, пробивая тучи, воздух и вакуум лучом безлунной ночи, волной бескрайнего океана и искрой далекой, слабой, но все же — надежды.
И небо рухнуло.
Реальность вскипела, а деревья сгорали дотла без прикосновения пламени, обращаясь в глухую просинь вечной пустоты, подвешиваясь в ней, как темноголовая висельница. Хейзан слышал вопль каждого из кусочков, на которые распадалось Сущее, тысячи тысяч клочков, внезапно обретших голос, который доселе был лишь ровным шумом лесного полога.
А громче всех кричал Иррсаот.
Рохелин, треплемая ветром, судорожно потянулась к магу, которого окружал морок запредельного. Эолас же схватил ее за локоть и безо всякого защитного тетраэдра, рискуя сгинуть в тисках четвертого измерения и ее туда же отправить, призвал Гиланту — и та откликнулась быстрее, чем когда-либо, перебросив Эоласа и Рохелин через границу кошмарного сна в Эстеррас.