— Оно может больше не быть измерением, хочешь сказать, — наконец подсказал он. — Я вижу это маловероятным.
Разозлившись, Хейзан с трудом удержался от того, чтобы начать перебранку. Как-нибудь в другой раз, мысленно пообещал он себе, Ринелду и книгам.
— У тебя есть что-либо подходящее в библиотеке? — сменил он тему разговора.
— Боюсь, что нет, — покачал головой Ринелд. — Если не разберемся с проблемой силой только наших умов, надежда у нас сугубо на Чезменские библиотеки.
— До которых — сотни лиг на юго-запад, через море.
Ринелд развел руками:
— Это другая проблема.
— Боги, почему это все в Хефсборе произошло? — взмолился Хейзан.
— Не говори про мой город, — немедленно нахмурился Ринелд; пламя свечей дрогнуло, отсветы на миг преобразили лицо. — Баугрим был идиотом.
— Я не про библиотеки, Ринелд. Да если б я застрял в необитаемой Ийецинне на всю свою недолгую жизнь, в этом было бы больше радости, — в сердцах произнес он — и тут же устыдился, вспомнив про Рохелин. Черный взгляд Ринелда прочитал этот стыд на изменчивом Хейзановом лице, и северянин потребовал:
— Хватит изображать юнца, у нас проблемы. Нет, больше ты не пьешь, — сказал он, когда Хейзан потянулся за кубком, и решительно вылил содержимое в свой.
— Я гилантиец, — напомнил Хейзан. — Я не пьянею.
— Тем хуже для тебя, — пожал плечами Ринелд.
— Погоди, — произнес Хейзан, как только Ринелд осушил кубок. — Ты тоже гилантиец, так какого…
— Я сорокасемилетний гилантиец. Мое сознание изношено, так что я могу ощущать опьянение через метафорические прорехи в его ткани. Внутренний огонь сделал свое дело за много лет.
Хейзан был ошеломлен.
— Вот почему я никуда не иду, а ты идешь, — продолжал Ринелд. — Тебе надо достигнуть Чезме. Помнишь, я говорил тебе про Гелору? Иди к ней за заклинанием — ты должен проверить, актуальна ли та жа проблема для кертиариан.
— Ты умираешь? — выпалил Хейзан. Ринелд рассмеялся стрекочущим смехом.
— Пока нет. Но идти я не могу — в связи с огнем, взятым за правило. Если я воспользуюсь магией так, как пользуются ею кертиариане или кэанцы, это будет засчитано как предательство — предательство, которого мне не простят.
Его глаза цвета черного дерева были наполовину пусты, наполовину огненны; Хейзан знал, что такое сочетание таит за собой сдержанные слезы. Лучше бы я пошел к Гелоре, пронеслась мысль.
— Да ты фанатик, — прямо заявил он; Рохелин бы гордилась. — Мы можем наслаждаться истинной магией, когда словно бы стоим посреди великолепного пожара. Но каждый гилантиец помнит, что это иллюзия. Поклоняться иллюзиям? Не для меня.
Ринелд приобрел задумчивость.
— Порой мне кажется, что я лечу с небес на землю и столкнусь с ней буквально через секунду… но этого так и не происходит. Это — иллюзия?
Хейзан молчал; Ринелд вздохнул и прикрыл глаза.
— Великим Сущностям мы забавны — таковы они, таково и то, как их описывает мировая история. Гиланта еще и цинична.
Это вывело Хейзана из себя окончательно.
— Никто не знает, что там вне Универсума! — закричал он и ударил ладонями по столу, вскочив. — А приписывать Сущностям человеческие качества — бессмысленный антропоцентризм, который вышел из моды еще с основанием Ореола. Счастливо оставаться. — Он накинул плащ и развернулся на каблуках.
— Хейзан, — позвал его Ринелд из-за спины. — Удачи. И передавай привет Гелоре.
Старый пьянчуга, думал Хейзан, сбегая вниз по лестнице. Его сознание порядком износилось, а ум захватили бесчисленные идеи, лишенные жизни. Как человек он может быть еще почти молод, но по меркам гилантийцев он глубокий старик. Хейзан бы не удивился, если бы большинство книг в его библиотеке оказались эзотерикой и состояли из советов, как разговаривать с Тьмой, и статей о людях с песьими головами.
Хейзан никогда не признался бы себе, что напуган.
Когда он вышел наружу, всю послегрозовую свежесть уже смыло утреннее солнце. Июльский палящий зной прибрал к рукам Серый квартал на бóльшую часть дня. Хейзан снял плащ, под которым оказалась льняная рубаха с черным шитьем, повесил тот себе на руку и направился прочь от дома как Ринелда, так и Гелоры.
— Как прошло? — спросила Рохелин, как только Хейзан вошел в дом. Утирая пот со лба, Хейзан ответил:
— Ужасно прошло. Ну, то есть, я выяснил, что не один такой сталкиваюсь с этой чертовой стеной, но Ринелд совершенно выжил из ума.
— Ринелд? — повторила Рохелин. — Любопытное имя. Означает “ветер”.
Хейзан восстановил в памяти внешний облик Ринелда и пришел к выводу, что имя ему не подходит — если только ветер не может носить черное.
— Он оказался старше, чем я думал, — признался Хейзан, усаживаясь напротив Рохелин — его любимое место, откуда должным образом просматриваются все эмоции собеседника.
— Насколько?
— Сорок семь. Может показаться…
Рохелин прервала его кивком:
— Знаю. Темные маги долго не живут.
— Гилантийцы, — поправил Хейзан. Она явно не хотела его обидеть, но общепринятое название скорее раздражало.
— Гилантийцы, — согласилась Рохелин. — И что теперь?
Хейзан просто не мог удержаться от восхищения пред ее лаконичностью и деловой хваткой.
— У меня есть план. — Хейзан придумал его по дороге обратно и решил не упоминать совет Ринелда, которому все равно не последовал. — Сегодня ночью я отправлюсь к ближайшему порталу — кажется, он в Старом Городе? — разберусь со стражниками и через портал попаду в Чезме, где библиотек целых две. Пойдешь со мной?
Рохелин поморгала.
— У меня нет выбора.
Хейзан понял, что вот он, его шанс разговорить ее.
— Ну, ты можешь путешествовать пешком, — напомнил он, попутно рассматривая. Эти навыки были родом из далекого детства… он помнил один лишь голос.
— Я исходила Астлем вдоль и поперек. Видеть его не хочу, — сказала она без единого намека на скорбь и даже простую грусть; то было очередное прямое заявление женщины-северянки. Хейзан продолжал смотреть.
— Тогда зачем ты здесь? Это из-за дома?
Высказывать догадку было роковой ошибкой: она тут же закрылась.
— Сейчас уже нет разницы. Я иду с тобой.
— Как пожелает миледи, — улыбнулся он, чтобы скрыть досаду.
Хейзан изнывал от ожидания в течение всего светлого дня, за вычетом нескольких послеполуденных часов, когда ему удалось поспать — в обнимку с историческими книгами, которые он нашел, исследуя дом с позволения Рохелин. Одна из книг была посвящена вторжению уроженца древнего Сканда по имени Обретень, который более тысячи лет назад стал первым правителем Северного Астлема. Другая повествовала о Великой войне между Севером и Югом и том, как Хеф, непревзойденный полководец погибшего императора, остановил войну, подписав знаменитое перемирие и основав новую королевскую династию. Хейзан никогда не упускал возможности прочесть что-нибудь о временах минувших, но в этот раз он скорее успокаивал нервы, чем расширял кругозор.
Бесполезно, все бесполезно, понял он, когда солнце опускалось за горизонт.
Рохелин за день ни словечка не вымолвила, только кивала либо качала головой — и этим подбешивала. Хейзан не решился ссориться (как бы ни хотелось), потому что боялся, что тогда она его покинет, и ему придется идти к порталу в одиночестве. Хейзан никогда не был трусом, но чувствовал, что нуждается в ее молчаливой поддержке.
…В теплую летнюю ночь они вышли на воздух и направились вниз по улице. Одинокие факелы возле чьих-либо дверей и на перекрестках заставляли двух людей в плащах отбрасывать по четыре, а то и по шесть теней позади и впереди себя. Эти двое не обращали внимания на редких встречных, как если бы внутри капюшонов не было людей, а только клубился дым.