— Хан, позволь мне кое-что сказать тебе.
Я оглянулся. Ко мне подошёл необычно серьёзный Лекарь. Я спрыгнул с коня и приказав ему далеко не отходить, ответил:
— Слушаю.
— Я хотел, что бы Шаман тоже это услышал, — выдохнул Лекарь.
— Уже слышу, мне ведь больше заняться совсем нечем — проворчал подошедший Шаман.
— Я учился на лекаря далеко отсюда. Мне пришлось бросить учёбу, но я помню многое из того, что нам рассказывали. Есть такая болезнь. При ней человек толстеет, хотя и ест мало. У него плохо заживают раны, иногда теряется зрение. А ещё, человек словно глупеет. Лечения от неё нет. Мой учитель говорил, что при этой болезни портится кровь и ничего сделать нельзя.
Выпалив всё это Лекарь перевёл дух и твёрдо посмотрел на Шамана.
— Хочешь сказать, что я мучаю больного, — скривился Шаман, — Ты, значит, умный, а я по старости и не заметил. Ну, пошли посмотрим, как он там.
Толстого мы нашли шагах в десяти от дороги. Он обессиленно лежал на спине и смотрел на облака.
— Ты давно болен? — спросил Лекарь.
— Лет с пятнадцати, — обречённо просипел Толстый, — Отец показывал меня знахарке и тому самому шаману, что проехал сегодня мимо нашего лагеря. Они сказали, что я здоров. А всё остальное от лени и глупости. Меня били, пороли, привязывали к столбу, всем на потеху. Иногда оставляли без еды. Тогда становилось особенно плохо. Раны заживали медленно, воспалялись. Было страшно, очень страшно. Когда вы, учитель, проезжали через наше селение, я вызвался пойти к вам слугой. Вы взяли меня и я старался как мог. Но меня опять накрыл приступ и всё стало валиться из рук. Когда же вы пригрозили лишить меня еды, я сбежал.
Он замолчал, его правая рука стала дрожать.
Шаман встал на колени рядом с Толстым и положил руки ему на грудь. Мы с Лекарем молчали, боясь потревожить его сосредоточенность. Наконец Шаман поднялся и сказал, глядя на меня:
— Мне надо время, чтобы кое-что приготовить.
Затем он легко пнул Толстого в бок и проворчал:
— Вставай и иди за мной. Будем собирать травы для очень полезной настойки. Если к вечеру не запомнишь всё, что я тебе покажу, утром побежишь впереди повозки вместе с лошадьми.
— Привал до утра! — объявил я подошедшим Брамину и Одноглазому.
Понятливо кивнув, они вернулись к своим людям и занялись обустройством временной стоянки. Толстый встал на удивление легко и заковылял за своим учителем. Его халат на спине покрывали зелёные полосы от раздавленной травы. Не знаю как там с магией, а вот с опрятностью пусть Брамин его познакомит.
Свободное время мы потратили на подготовку к будущим сражениям. Потренировали атаку сразу двумя десятками. Десяток Одноглазого должен будет держаться от меня по правую руку, Брамина — по левую. Степняки учились держать строй, остальные постигали науку рассыпного отхода. Повторили всё раз десять, пока не стало получаться. Ближе к вечеру я уже решил отдать команду на отдых, когда дозорный прискакал с кургана с вестью, что по дороге скачет десяток воинов. Возчики зарядили арбалеты, воины остались в седле. Впереди них расположились я и Шаман, для такого случая севший на Зверя.
— Если скажу «Тогда начнём!» — убиваем всех! — скомандовал я, — Первыми стреляют возчики, оставшихся мы добиваем. Предводителя брать живьём!
Всадники, заметив наш лагерь не проехали мимо. Их предводитель, надменно подбоченясь, приблизился ко мне и глядя поверх голов заявил:
— Милостью нашего хана, да живёт он вечно, я назначен сотником его войска с правом брать в свою сотню любого всадника в степи. Отныне, вы мои воины, сейчас примете клятву верности и отправитесь со мной!
Такое право давалось как милость представителям знатных, но обедневших родов незадолго до похода. Я сам мог оказаться на его месте. Заодно это было и проверкой — сможешь набрать и привести сто всадников, достоин командовать, нет — будешь простым воином в свите хана. Плохо было то, что подчиняться ему должны были все всадники под угрозой смерти.
— Открой глаза, сотник! — выехал вперёд Шаман, — Это мои люди!
— Ты с повозками можешь ехать дальше, — поклонился воин, — Никто не приказывает шаманам! Но все, кто сидит в седле, последуют за мной!
— Тогда начнём! — громко произнёс я.
Свист арбалетных стрел сменился свистом моих степняков, ринувшихся доказывать, что они лучшие бойцы. Сам я схватился с несостоявшимся сотником. Ветер налетел грудью на его коня и всаднику пришлось приложить всё свое умение, что бы не рухнуть под копыта сражающихся бойцов. Я ударил его саблей плашмя по уху и он выпустив поводья стал сползать наземь. Рядом со мной отчаянно рубился Брамин, с трудом отбивая атаки седого воина. Подъехавший сбоку Нож метнул кинжал, пробивший шею старого телохранителя. Уронив оружие, он упал на землю, заливая всё вокруг кровью. С другой стороны меня прикрыл Торгаш, сжимавший в руке покрасневший меч. Все остальные противники были убиты.