Выбрать главу

Но Кроту всё же приходилось проводить довольно много времени в одиночестве, и вот однажды, когда Крыс попеременно то клевал носом у огня, то бормотал какие-то строчки, которые никак не желали рифмоваться, он решил в одиночку исследовать Дикий лес и, если повезёт, свести знакомство с Барсуком.

День, когда Крот выскользнул из тёплой гостиной на улицу, выдался хоть и холодным, но безветренным, а по стального цвета небу плыли тёплые облака. Все вокруг было голым, лишённые листьев деревья не радовали глаз, и Кроту пришло в голову, что никогда ещё прежде ему не доводилось видеть окрестности в их первозданности, как этим зимнем днём, когда природа в ежегодном сонном покое как будто сбросила с себя все одежды. Просеки, лощины, овраги и другие укромные места, которые летом, укрытые зеленью, так и манили исследовать их тайны, сейчас трогательно выставляли напоказ все свои секреты и словно просили не обращать внимания на их теперешнее жалкое состояние до тех пор, пока не смогут вновь облачиться в яркие маскарадные костюмы, чтобы дурачиться и водить всех за нос, как и прежде. Их было немного жаль, но к этой жалости примешивалась радость, даже веселье. Крот был счастлив осознать, что полюбил этот пейзаж неприукрашенным, суровым, лишённым пышного убранства. Ему не нужен был сейчас тёплый клевер и луговая трава, по которой пробегали волны, а густые живые изгороди и пышное убранство берёз и вязов казалось чем-то неуместным.

С лёгкой душой направился он к Дикому лесу, который вызывающе чернел впереди, словно риф посреди безмятежной глади южного моря.

Сначала Кроту было совсем не страшно. Трещали под его лапами сучья, когда он перебирался через стволы упавших деревьев, замёрзшие грибы на пнях казались забавными штуковинами, и он порой даже вздрагивал, принимая их за что-то знакомое. Было весело и интересно. Так шёл он и шёл, но постепенно лес становился всё темнее и темнее, деревья подступали всё ближе и ближе, а звериные норки зияли вокруг словно беззубые пасти.

Вокруг стояла мёртвая тишина, и с необыкновенной быстротой его начала обступать темнота – свет уходил словно вода в песок.

Затем из кромешной тьмы стали появляться горящие как уголья глаза на страшных оскаленных мордах.

Ему показалось, что первую он увидел у себя за плечом – клинообразную злую, выглядывающую из норы. Когда Крот обернулся, морда исчезла.

Крот ускорил шаг, уговаривая себя не давать волю воображению, которое могло далеко его завести. Он прошёл одну нору, другую – и вот она, вот: маленькая узкая мордочка с сердитыми глазками на мгновение сверкнула в норе и исчезла. Крот хотел было остановиться, но заставил себя идти дальше. И в каждой норе, а их тут были сотни, возникала чья-то морда, смотревшая на него со злобным оскалом.

«Надо просто поскорее уйти подальше от этих нор, – подумал Крот, – и морды исчезнут». Свернув с тропинки, он стал углубляться в чащу леса, когда раздался свист, негромкий и тонкий, где-то позади. В ужасе Крот ускорил шаг, однако почти сразу же точно такой же свист послышался впереди и заставил его остановиться и повернуть назад. Пока он топтался в нерешительности, свист раздавался уже с обеих сторон, отовсюду, буквально наполнив весь лес, до самых дальних уголков. Все вокруг, кто бы они ни были, насторожились и притихли, а бедный Крот был один, безоружный, вдали от всех, кто мог бы помочь, да ещё приближалась ночь.

И тут послышалось странное шуршание.

Поначалу Крот подумал, что так, почти бесшумно, с деревьев падают листья, однако звук нарастал и в нём уже можно было различить не что иное, как топот маленьких лап. Слышался он где-то вдалеке, но сзади или спереди – непонятно: вроде сзади. Или спереди? Кажется, отовсюду. Топот нарастал, множился. Крот, наклоняясь то в одну, то в другую сторону, с тревогой вслушивался в странные звуки, раздававшиеся всё ближе и ближе. Пока он стоял так, обратившись в слух, прямо на него из-за деревьев вылетел Кролик. Крот думал, что он либо замедлит бег, либо свернёт в сторону, но не тут-то было: едва не сбив его с лап, зверёк промчался мимо, злобно сверкнул глазами и прошипел: «Убирайся отсюда, болван, подобру-поздорову!»