А другой голос требовал — нет, не следует оставлять!.. Разве тебе хочется всю жизнь казниться, вспоминая о том, как жестоко ты была обманута?.. Ты будешь идти по улице, ведя за руку ребенка, а за твоей спиной люди будут показывать пальцами на невинное дитя и шептать: «А знаете, чье оно? Солода!..» Нет, даже это не так страшно, как то, что ты сама этого вовек не забудешь. И разве ты первая или последняя решаешься на аборт?.. Да может, ты еще будешь счастливой, может, встретишь человека, с которым отдохнешь сердцем, и все, что ты переживаешь сейчас, станет далеким-далеким, как одинокая темная туча, отогнанная теплым южным ветерком за грань горизонта...
В окно постучали. Конечно, Лиза!.. Дрожащими руками отодвинула щеколду на двери, впустила подругу. Одними глазами спросила ее о том, о чем так неприятно говорить. Лиза, опустив глаза, ответила коротко:
— Нет, не нашла. Она уехала...
Лиза ждала от Лиды слез, нареканий, криков. Как же она удивилась и обрадовалась, когда заметила, что у нее лицо вдруг прояснилось, а потом Лида открыла дверцу шкафа, достала оттуда недошитую крохотную детскую распашонку и молча села за машинку.
Не зная, каким образом выразить свое удовлетворение, и боясь его высказывать вслух, чтобы снова не возвращаться к неприятному разговору, Лиза неожиданно сказала:
— Давай помою пол... Тебе же трудно самой.
49
Федор, после того как Виктор отошел от окошка вагона, не пригласив его в купе и не пожелав выслушать запоздалой исповеди, постоял немного на перроне и, как человек, получивший заслуженного пощечину, покрасневший от стыда, нетвердыми, медленными шагами ушел с вокзала.
Где-то близко, над самой крышей гостиницы, ударила молния, которая, казалось, пополам расколола небо. Гром был трескучий и сильный — он напоминал одновременно и хлопанье огромного конопляного кнута в руках веселого пастушонка, и взрыв близкой мины. Как будто эти два разных и далеких по своему происхождению звука соединились каким-то образом в один, всколыхнув воздух над городом, заставив провода гудеть, а стекла в окнах — мелко звенеть... Это было словно условным сигналом для нацеленных в разные концы города десятков гигантских молниеносных стрел — в горячих, ярких вспышках они начали дружный обстрел зеленых, окруженных деревьями, кварталов. А гром прогуливался по небу, недовольно ворчал, наверное, обиженный тем, что хитрые люди научились, не прилагая усилий, отводить эти стрелы в землю, и теперь ходят себе по улицам, не обращая никакого внимания на его огненные забавы. Кончалось лето. Это была, наверное, последняя гроза. Какое же оно длинное — лето одного года!.. Как много прочувствовано и пережито!
Старому ворчуну надоело наблюдать людское равнодушие к его грозным развлечениям. Хлопнув раз так, что высокие тополя вокруг сквера задрожали, пригнулись, съежились от страха, он замолчал, решив на этот раз атаковать город не огненными стрелами, а ледовой шрапнелью. И сразу по крышам забарабанили десятки невидимых барабанщиков, по тротуарам мелко застучали белые ледовые шарики, запрыгали, замелькали, как сотни веселых белых мышат, что, играя, бегут, догоняют друг друга... Какой-то сумасшедший лохматый песик выскочил из ворот, бросился догонять белую ледовую мышку... Но его больно ударило градом, он вертелся, догоняя собственный хвост, не понимая, откуда сыплются удары, и отчаянно скулил. Голый, в одних трусиках, мальчишка лет двенадцати с беспокойством выкрикивал из-за ворот:
— Барсик! Сюда, сюда! Барсик!..
Но Барсику, видно, забило мозги — он не слышал голоса своего юного хозяина. Тогда мальчишка, подставляя под холодные удары града голую спину, бросился спасать озадаченного песика.
Улицы опустели. Люди толпились в подъездах, под киосками для продажи воды, под стенами домов.
Федор тоже присоединился к одной кучке, что стояла под жестяным навесом крыльца небольшого двухэтажного здания промтоварного магазина. Люди смеялись, весело переговаривались между собой, сопровождали хохотом какого-то растерянного прохожего, не успевшего спрятаться от града. Почтенный гражданин, толстый портфель которого густо промок, — с него стекали дождевые капли, — грустно покачал головой:
— Опоздаю! Обязательно опоздаю!