— Чего ты хочешь? — выдохнул юноша, с трудом дыша горячим воздухом.
Существо сомкнуло свои когтистые пальцы на запястье другой руки и будто сняло что-то. А потом вытянуло руку, словно отбрасывая это в сторону.
Оша коснулся своего левого запястья. Все, что он почувствовал, это вложенный в ножны стилет под рукавом. Хейнас оживлённо повторил то же самое движение, и Оша отступил ещё на шаг.
— Нет. Я — анмаглак! При мне дары вашего народа, они доказывают это!
После его сердитого крика все трое быстро поползли к нему.
Оша колебался, неспособный напасть на них… неспособный совершить ещё одно кощунство. Один сомкнул свои когти вокруг его левого запястья, и Оша закричал.
Из-под этого жгучего захвата на его рукаве поплыл дым.
Когда ещё двое прыгнули на него, Оша замахнулся. Его кулак поразил первого, и дрожь прошла по руке, будто он ударил камень. Он услышал шипение обожжённой плоти даже раньше, чем почувствовал дикую боль.
Когтистые руки прожигали его одежду, пока он пытался отбросить их. Это походило на борьбу с детьми, сделанными из раскалённого черного металла, и везде, где они касались его, от одежды поднимался дым, а тело прорезала острая боль… пока он не упал.
Они вырвали из-под его обугленных рукавов стилеты прямо в ножнах. Боль оставила его полуслепым, в полубессознательном состоянии корчиться на грубых камнях плато. Он чувствовал, как они обыскивают его в поисках ножа-косторуба и гарроты. Найдя, они отступили, и он попытался откатиться подальше.
Отчаянно цепляясь за сознание, он с трудом мог видеть. Все, что он разобрал, это одинокий силуэт на краю пылающей трещины. Хейнас бросил его инструменты и оружие в пропасть, и Оша закричал от потери, причинившей ему больше страданий, чем физическая боль.
Он чувствовал себя так, будто его тело было полностью покрыто ожогами, и не смог удержаться в сознании — мир перед его глазами почернел.
Спустя какое-то время он медленно открыл глаза. Он не знал, сколько минут прошло, и просто лежал в пылающем воздухе. Когда он, не вставая, поднял голову, то обнаружил, что один из хейнасов остался.
Он, по-прежнему сидя на корточках, указал на меч.
Все еще дрожа, Оша попытался встать на ноги.
Хейнас оглушительно завизжал — словно металл заскрежетал по камню.
Он помчался к наконечникам и другому белому предмету, схватил их и изо всех сил швырнул — они упали рядом с клинком. Потом существо кинулось к краю плато и спрыгнуло в пропасть.
В глазах Оши стояли слёзы.
Как будто бы мало было того, что его изгнали из анмаглаков. Пылающие выдали ему что-то человеческое, в глазах его народа — настолько мерзкое, что его все станут избегать… и прогонять отовсюду.
Он без сил упал на спину. Если он пролежит достаточно долго на такой жаре, то, может быть, просто умрёт — это был бы лучший исход. Он закрыл глаза, ожидая, когда боль утихнет и всё закончится.
«Вставай».
Оша дернулся, приходя в себя. Сначала он не понял, действительно ли очнулся… пока резкая боль на коже и сухой воздух в лёгких не подтвердили этого.
«Вставай… сейчас же!»
Услышав этот голос, он с усилием открыл глаза, но увидел лишь темноту, прорезаемую мерцающим светом пропасти, отражённым от камня. Даже эта картина расплывалась перед глазами.
«Мы служим… даже после смерти. Так зачем так бесполезно тратить свою жизнь?»
Кто был там? Кто говорил с ним?
Разыскивая источник голоса, Оша повернул голову к пропасти. Плато было большим, оно бы не поместилось под ветвями огромного старого платана, что рос у его дома, на фоне красного неба, какое иногда бывает перед самым рассветом… или на закате.
«Посмотри на меня… и послушай!»
Оша, превозмогая боль, повернул голову в другую сторону. И смог разобрать только проход, через который сюда пришёл. Камень вокруг этой черной ямы был запятнан тусклым красным светом. Но кто-то стоял там в темноте.
«Неважно, что мы ничего не находим в том, что у нас есть. Неважно, что наше имя и служба не соответствуют друг другу».
Оша не мог рассмотреть, кто это. Слишком мало света проникало в проход, оставляя высокую фигуру в тени.
«Мы служим без сомнений… признания… или наград. Мы служим всем, кто приходит к нам».
Оша с усилием встал на колени. Этот голос был до боли знаком, хотя он никак не мог слышать его.
Тот, кто стоял за порогом прохода, казалось, был мужчиной. На нём вроде бы был почти бесцветный плащ с капюшоном, чьи углы были подвязаны на талии. Вся его одежда до самых высоких сапог, была такого же невзрачного цвета… возможно, серо-зелёного.