Оша закончил со стальными наконечниками, но все еще не коснулся пяти от хейнасов и черных перьев сейильфа. Тогда Бротандуиве сделал из них полноценные стрелы сам, меньше чем за вечер.
— Не используй их без крайней необходимости, — проинструктировал он. — У них есть особое предназначение, и мы с тобой должны его разгадать. Но ты научишься пользоваться луком.
Оша совсем не хотел этого. При первой попытке он смог совсем немного натянуть тетиву, поскольку тот очень отличался от лука анмаглаков. Он потянулся к стреле со стальным наконечником, лежащей на земле.
— Это не лук анмаглаков, — подытожил Бротандуиве, — но ты приспособишься. А я научу тебя тому, что преподают гораздо позже… что не положено знать ученику, только нашедшему себе йоина.
Оша немного напрягся.
— Ты узнаешь то, чему Сгэйльшеллеахэ не успел научить тебя, — произнёс Бротандуиве.
Оша был в замешательстве относительно того, что это значило. Да, он рано потерял своего наставника, единственного, которого хотел, — и, возможно, единственного, кто принял бы его. Более затруднительным было то, что это новое обучение началось не со стрельбы.
Оно началось с зажженной свечи.
Сначала он подумал, что должен будет выстрелить в неё. Даже Леанальхам смотрела на эту странность, нахмурившись.
— Сядь в десяти шагах и наблюдай за пламенем, — распорядился Бротандуиве, ставя зажжённую свечу на землю. — Слушай все вокруг себя, но ни в коем случае не спускай глаз с огня.
Так Оша и делал в те вечера, когда ветер был слишком слаб, чтобы задуть свечу. Сколько часов в сумерках и на рассвете он провёл так, пока греймазга не сказал ему остановиться? И однажды утром, вместо того, чтобы чуть трепетать на лёгких порывах бриза, пламя погасло.
Дымный след быстро рассеялся в воздухе.
— Что ты слышал? — спросил греймазга.
Оша нахмурился:
— Ветер, бриз… в траве… в деревьях.
— Что ты чувствовал телом, открытой кожей на руках и лице?
— Ветер! — отрезал Оша.
— Достаточно сильный, чтобы задуть свечу?
— Как видишь, да, достаточно, чтобы… — Оша замер, уставившись на фитиль. — Нет… не достаточно.
— Как далеко от тебя свеча? Что ты слышал, но не чувствовал?
Это стало очевидным, хотя он никогда прежде не задумывался о подобном. Ветер не дует везде с одинаковой силой — даже с различием всего в десять шагов.
Прогресс обучения привел к тому, что две, потом три и наконец четыре свечи стояли перед ним. Стало труднее улавливать различия в движении воздуха. Но когда ветер бывал слишком силён для наблюдения за свечами, греймазга внёс изменение.
Бротандуиве отвёл Ошу к рощице редких деревьев по пути. Он собрал опавшие листья у ближайшего и вернулся на опушку. Кидая по листу каждые несколько шагов, он подошёл к Оше.
— Достань стрелу и прицелься в то дальнее дерево, — сказал он. — Наблюдай за листьями, пока не наступит момент, когда будешь уверен, что все они совершенно неподвижны.
Оша повиновался и попал в дерево с первой попытки. Правда, гордиться было нечем: оно стояло всего в двадцати пяти шагах.
— Теперь выжди, пока только один лист двинется с места, а затем стреляй.
Снова он попал, хотя немного отклонился от центра ствола.
Эти упражнения продолжались каждое утро, пока однажды они не расположились лагерем у нескольких высоких дубов. Ветер был слишком сильным для наблюдения за свечами, поэтому греймазга опять разложил листья, некоторые из которых тут же зашевелились и даже немного раскатились по земле.
— Отметь движения листьев за три выдоха, прицелься, а затем закрой глаза и стреляй.
Оша нахмурился — такая тренировка казалась ему нелепой — но всё сделал. И не услышал, как стрела вонзилась в дерево.
— Найди стрелу и повтори.
Оша послушно пошел на поиски. Он до сумерек пытался попасть в дерево с закрытыми глазами — но так и не попал. Схитрив, он попробовал с открытыми, и то сумел попасть далеко не сразу. Когда совсем стемнело, он вернулся в лагерь, где Леанальхам пыталась приготовить пойманную греймазгой белку.
— Почему ты промахивался… даже когда открыл глаза? — спросил Бротандуиве.
Оша оглянулся на дуб. Греймазга не мог видеть его из лагеря. Как он узнал?
— Поскольку я слушаю, — произнёс Бротандуиве, — а ты — нет. Очевидно, что ты смог попасть только с открытыми глазами. На рассвете возвращайся к упражнению со свечами. Используй лук только в сумерках. И на сей раз слушай так же внимательно, как смотришь, — греймазга немигающе уставился на Ошу. — Когда станешь целиться в отдаленную цель, у тебя не будет листьев и свечей, чтобы отметить движения воздуха вдоль пути стрелы.
Прежде чем Оша смог сказать хоть слово, Леанальхам остро выдохнула. Греймазга даже не посмотрел в ее сторону, но Оша смерил её долгим взглядом. Леанальхам, казалось, сильно устала душой.
Целых полмесяца ушло на то, чтобы попасть в дерево с сорока шагов. В то время греймазга часто исчезал на всю ночь. Однажды Оша проснулся на рассвете и обнаружил, что Леанальхам уже суетится у огня, где в маленьком горшке кипел овес.
Бротандуиве еще не вернулся.
Оша задумался о том, не нужно ли ему пойти на поиски, но он не мог оставить Леанальхам одну. Она тоже то и дело взволнованно поглядывала по сторонам, ее дыхание было учащённым. Она посмотрела на него, и тут в её глазах вспыхнула паника. А затем Оша услышал за спиной шорох листьев под ногами. Он быстро выхватил стрелу и наложил её на тетиву, оборачиваясь.
И тут же расслабился, когда из-за деревьев вышел Бротандуиве. Если бы греймазга пожелал, его бы не услышали вообще. Вдруг Оша напрягся снова и услышал позади придушенный вскрик Леанальхам.
Туника и рукава Бротандуиве были изорваны. Одна сторона его капюшона была рассечена, а серо-зелёная ткань — забрызгана темными пятнами… кровью. Ничего не говоря, греймазга снял плащ и тунику, кучей кинул их на землю и, поджав под себя ноги, устроился у огня. Он поднял взгляд на Леанальхам:
— Ты сможешь отстирать и подлатать это?
Она безмолвно кивнула, но Оша внимательно осмотрел греймазгу.
Кроме отметин на лице, на теле и руках Бротандуиве были и другие шрамы. Линия синяков проступила вдоль левой стороны его груди и на правом предплечье, но более тревожащим было то, чего там не было.
Ни одной кровоточащей раны.
Тогда Оша понял, что они догнали верноподданных… и теперь их, по крайней мере, на одного меньше.
— Они далеко? — спросил он.
— В дне пути, — ответил Бротандуиве, смотря на горшок у огня, будто его интересовало исключительно его содержимое.
Оша, моргая, смотрел на запад и не верил, что даже великий Бротандуиве успел вернуться за одну ночь.
Леанальхам присела перед кучей изорванной и запачканной одежды, но не коснулась её. Ее светло-зеленые глаза были широко раскрыты, она смотрела то на Ошу, то на греймазгу.
— А что, если они найдут…
— Нет, — отрезал Бротандуиве, выливая воду из фляги на руку, измазанную уже запёкшейся кровью. — Тело спрятано. А узнав, что один из них пропал, они не посмеют задержаться на поиски — иначе не смогут преследовать свою цель.
— Ты бросил одного из нашего… — начала Леанальхам, но быстро умолкла под пристальным взглядом греймазги.
— Он… она… кто бы ни был, все еще один из наших сородичей, — поддержал её Оша. — Как ты мог бросить одного из них, отрезая от пути к нашим предкам?
— Сейчас не время для сочувствия, — прошептал Бротандуиве, но затем почти сорвался на крик. — Или ты думаешь, что эти фанатики уделили бы тебе такое внимание?
Да, Оша так думал… или, скорее, надеялся. Если не соблюдать традиции, что останется от их народа, независимо от того, кто выиграет этот конфликт? В любом случае, Леанальхам не притронется к одежде, запятнанной кровью их убитого сородича.
Оша сам поднял её и ушел в деревья, чтобы отыскать ручей, пруд или даже лужу, лишь бы подальше от Леанальхам. Он вскоре вернулся с мокрой одеждой и развесил её на ветках ближайшего дерева.