Он сбил его с ног, коленом прижал его шею к земле и с силой ударил по задней части головы. Животное обмякло на влажных листьях, хотя все еще было живо, как он и хотел. Тогда он вернулся туда, где перед охотой оставил сумку Вельстила. Принеся её к бесчувственному оленю, он вытащил оттуда декоративную коробочку из ореха и открыл её.
Внутри были три железных прута длиной с предплечье с петлями на концах, медная чаша, отличающаяся от чайной чашки лишь странными гравюрами и отсутствием ручки, и белая керамическая бутыль с обсидиановой пробкой. Все это лежало на подложке из бордового бархата. Каждый раз, когда он совершал этот своего рода ритуал, в голове слышался голос Вельстила: «Действие жизненной силы, которую мы поглощаем, можно продлить».
Вельстил использовал чашу, чтобы кормиться людьми, и Чейн, верный данному Винн обещанию, взял это на вооружение. Он переплел железные пруты в треногу, поставил на неё медную чашу и взял белую бутыль с драгоценным содержимым — трижды очищенной водой. Вытащив пробку, он до половины наполнил чашу, вспоминая расчетливое объяснение Вельстила: «Кормиться кровью — это расточительство. Не кровь для нас важна, а потеря жизненной силы, вызываемая кровотечением».
Чейн глянул на оленя.
Одна только мысль о том, что придётся кормиться из чаши, вызывала у него отвращение, не говоря уже об использовании крови животного. Но чтобы продолжить защищать Винн, ему была необходима жизнь, а рискнуть покормиться человеком он не мог: она может услышать о пропавшем без вести или вовсе — о трупе.
Чейн достал из своей сумки кинжал и сделал небольшой надрез на плече оленя. Как только на конце лезвия собралась алая бусинка крови, он осторожно наклонил полоску стали над чашей.
Одна-единственная капля упала в воду. Растворяясь, кровь завихрилась под водной поверхностью.
Он начал петь, концентрируясь на природной сути чаши. Закончив, он уставился на воду, ожидая изменений.
Сначала ничего не происходило.
Олень вдруг низко застонал. Это был его последний выдох, сбегающий из легких, поскольку он начал ссыхаться и съёживаться. Его закрытые веки ввалились внутрь, а кости на морде проступили под иссушённой кожей. Через несколько секунд перед Чейном лежала лишь высушенная, пустая оболочка, от которой даже не исходило остаточное тепло, как от только что умершего.
Чейн перевёл взгляд на чашу.
Жидкости в ней прибавилось, она теперь доходила до самых краев и была настолько темно-красной, что казалась почти черной. Как всегда, он чувствовал одновременно и облегчение, и отвращение, поскольку знал, что ждало при питье. В первый раз Вельстил коротко предупредил его: «Держись».
Чейн одним глотком выпил половину чаши. На мгновение его замутило от привкуса земли, металла и жгучей солёности.
Через секунду он зажал рот рукой и рухнул навзничь.
Его тело словно горело в огне.
Пылающая волна концентрированной жизни прокатилась через его мертвую плоть и, словно прибой о прибрежные камни, ударила в голову. Стиснув челюсти и крепко зажмурившись, он корчился на земле, пока эти ощущения не утихли.
Покормившись так, он сможет половину месяца, а то и больше, обойтись без пищи.
Он медленно приподнялся на локтях и сел, уставившись на высушенную оболочку — всё, что осталось от молодого оленя. Он ждал, пока не пройдёт его ложная лихорадка. Потом вынул из сумки маленькую бутылку, перелил оставшуюся жидкость из чаши, закупорил её и с осторожностью собрал оборудование.
Сильный и сытый, полностью контролирующий свои чувства, он вернулся в лагерь, оставив оленя там, где тот лежал. Он почуял запах жареной рыбы задолго до того, как приблизился к своим спутникам.
До рассвета оставалось недолго.
Однако когда походный костерок показался из-за деревьев, он увидел только Винн и Ошу, сидящих у огня и тихо разговаривающих. Николас и Тень, должно быть, спали в палатках.
Чейн намеренно наступил на сухую ветку.
Раздался резкий хруст, и Винн оглянулась назад:
— Чейн, ты…
— Я в порядке.
Он вышел из-под навеса ветвей, и Винн повернулась к нему спиной, чтобы посмотреть на Ошу. Эльф просто глядел в огонь. И когда Чейн проходил мимо, он не мог не заметить разочарование на лице Винн, будто он прервал что-то, что она хотела продолжить.
Глава 10
Следующие несколько ночей прошли весьма неловко. Винн надеялась, что время, проведённое вместе, сблизит Ошу и Чейна и заставит принять друг друга, но напряженность между ними лишь росла. И что ещё хуже, чем дальше они продвигались на юг, тем больше Николас уходил в себя.
Винн начинала волноваться о нем больше, чем о Чейне или Оше. С каждым днём Николас выглядел всё более взъерошенным и дёрганным. Ей теперь часто приходилось совать еду ему прямо в руки, чтобы он не забыл поесть.
Когда Николас пришёл в нуманскую миссию Гильдии, она была с домином Тилсвитом на Восточном континенте. А затем ввязалась в историю с Мальцом, Магьер и Лисилом. Только когда она год назад вернулась в Колм-Ситт, она впервые встретила Николаса Кольмсерна, но и тогда была слишком занята борьбой с собственным начальством. Те немногие комментарии, которые он сделал, заставили ее полагать, что он сирота — возможно, так оно и было — но ее удивила новость, что его приёмный отец был мастером-Хранителем и советником герцога в Витени.
Винн сидела на облучке, а Чейн молча вёл фургон по каменистой прибрежной дороге. Внезапно Николас, встав на колени на конце своей скамьи, оперся локтями о спинку скамьи возницы.
— Мы приближаемся, — произнёс он. — Я хорошо знаю эту местность.
Тень с другой стороны от Винн просунула свою голову в щель между сиденьем и спинкой, оттолкнув локоть Чейна, и принюхалась.
— Как далеко? — спросил Оша из фургона.
— Мы достигнем крепости Беауми завтра ночью, — ответил Николас, и его тон предполагал тяжёлые испытания.
Винн, сидя на внезапно ставшей тесной скамье, откинула голову назад, чтобы посмотреть на бледнеющие звезды:
— Рассвет скоро. Может, нам следует разбить лагерь?
— Я присмотрю место, — кивнул Чейн.
Оша привстал позади Винн и указал поверх ее головы:
— Там.
Винн схватила морду Тени и отпихнула собаку назад:
— Не могли бы вы все, пожалуйста, дать мне немного свободного места?
Когда Николас и Оша вернулись в фургон, Винн разглядела очертания рощи у дороги. Она не успела сказать и слова, как Чейн направил туда лошадей, так что скоро они были заняты разбивкой лагеря — все, за исключением Николаса. Он сидел на поваленном дереве и неотрывно смотрел на дорогу.
Винн решила, что с неё хватит. Она должна была узнать больше о том, куда они направляются. Чейн, занимаясь лошадьми, был на порядочном расстоянии, так что Винн повернулась ко второму своему спутнику:
— Оша, ты можешь собрать дров? А я заставлю Николаса помочь мне с палатками.
Оша вскинул бровь, бросив полный сомнений взгляд на юношу, но кивнул и ушёл вглубь рощи. Винн вытащила тяжелый свернутый холст из фургона.
— Николас, — окликнула она, — возьми эти шесты и помоги мне.
Он подскочил, будто эта просьба застала его врасплох. В свете кристалла холодной лампы, лежащего у фургона, его глаза выглядели остекленевшими. Но, собрав шесты и веревки, он подошёл к ней. Тень выпрыгнула из фургона и последовала за ними.
— Здесь, вроде, земля ровная, — сказала Винн, становясь на колени.
— Что мне делать? — тихо спросил он, вставая рядом.
В темноте она осмотрела белые пряди в его волосах.
— Николас… — начала она, оставив пока палатки. — Премин Хевис попросила, чтобы я доставила кое-какие тексты твоему отцу, так что мы, скорее всего, останемся в крепости на несколько дней. Я хочу знать больше об этом месте. Кроме твоего отца и герцога кто еще там живет?
Это был достаточно невинный вопрос, с которого можно было начать, но он вздрогнул, будто она спросила нечто болезненное. Винн глянула на Тень, раздумывая, уловила ли собака какие-либо воспоминания юного Хранителя. Несмотря на прямые вопросы ему, Винн больше надеялась на это.