Николай повесил голову, бросил еще один взгляд на лежавшую на подушках бледную Ольгу и пошел прочь. Вышел за двери встревоженного дома и поспешил к распахнутым воротам. Рядом, прислонившись о косяк, стоял конюший. Он держал в руках старое ружьишко и со слезами на глазах смотрел на две лошадиные тени на дороге.
- Я ж ее с жеребеночка растил, как же я ее голубушку? – спросил конюший, когда Николя поравнялся с ним.
Княжич, не ответив старику, выхватил у него ружье и поплелся туда, где оставил животных. Маркиза лежала на земле, жалобно ржала, вздымала голову к верху и трясла гривой. Конь Николя стоял рядом с ней с опущенной головой. Лошадка, завидев человека, угодливо попыталась встать на ноги, но они снова подкосились и бедняга упала.
- Ну-ну, хорошая, - похлопал Албашев конягу по холке и заглянул ей в глаза.
Не смотря на жуткую темень, он смог различить грусть и печаль, которых никогда ране не видел ни в ком другом. Из больших добрых глаз Маркизы катились крупные слезы. У Николая в горле запершило. Он отогнал Ретивого. Собрал всю свою волю в кулак и прислонил дуло к лошадиному лбу. Закрыл глаза. И на счет три сделал-таки выстрел. Тот гулом отозвался по округе. С губ Николая непроизвольно сорвался стон. Он все еще стоял над трупом и держал ружье на весу. Глаз не открывал, словно боялся, что кара небесная сейчас падет на его плечи. Да и посмотреть на дело рук своих у него не хватало никаких человеческих сил. Быть может, так и простоял бы тут до утра, если б не почувствовал горячее дыхание у своего уха. Ретивый осторожно куснул хозяина за мочку передними зубами и вздохнул тяжело, будто то человек, а не животное. Николай, борясь со своими страхами, осторожно открыл глаза. Маркиза лежала с неестественно запрокинутой головой. Один глаз ее смотрел на него с осуждением и словно спрашивал: «зачем же вы так со мной?»
Николя положил ружье подле лошади, достал из кармана накрахмаленный белый платок и шумно высморкался. Смахнул с ресниц скупую мужскую слезу и, поставив ногу в стремя, запрыгнул на Ретивого.
- Пойдем домой, голубчик мой, - прошептал ему Албашев, а потом, как мальчишка, обнял его за шею и прижался лицом к жесткой гриве.
Конь постоял, пожевал травинку и, издав печальное ржание, повез всадника, куда было велено.
Выстрел услышали и в доме. Алевтина, которая в этот момент пыталась разрезать платье княжны на груди, чтобы потом легко снять его, вздрогнула и перекрестилась. Ольга, не в силах больше плакать, издала жалобный стон.
- Что же вы, матушка моя, наделали? – запричитала Алевтина. - Ведь взрослая девица, а до сих пор ветер у вас в сердце. Никак не остепенитесь. Из-за вас скотину безропотную пристрелили.
Ольга не отвечала, всхлипывала и тяжело дышала.
- Может хоть это наукой вам станет, - продолжала укорять ее няня, но и на это Полянская смолчала. Она понимала, на этот раз Алевтина права и поспорить с ней не о чем.
Через час появился доктор. Борис приехал вместе с ним. Он молча топтался у двери, но входить не решался. Полянский увидел его, кивнул ему, поблагодарил, но в дом не пригласил. Заленскому ничего не оставалось, как только уйти восвояси.
Доктор, осмотрев княжну, вышел из ее комнаты и спустился в гостиную. За это время Андрей Александрович успел принять на грудь несколько рюмок холодной водовки. Он сидел в кресле и молча смотрел перед собой. Лицо его налилось краснотой, а полная грудь вздымалась тяжело и неровно.
- Ну, ваше сиятельство, что я могу вам сказать, - доктор присел на краешек стула и поставил саквояж себе на колени, - на этот раз она отделалась испугом, синяками, да парой глубоких царапин.
- Уф-ф-ф, - Андрей Александрович упал на спинку кресла и возвел глаза к потолку. Дыхание его выровнялось. – И за что мне такое наказание? Ведь ни минуты покоя с такой вот барышней! Своей смертью не помрет!
- Тьфу-тьфу-тьфу, барин! – в комнату спустилась Алевтина. – Что же вы такое говорите? Беду накликаете!
Доктор тоже неодобряюще воззрился на старика.
- Я оставил мазь от ушибов, - сказал он, - надо синяки, да раны ей обработать. На грудную клетку пришелся основной удар, благо ребра целы. Поболит, конечно, еще какое-то время, но дело молодое. До свадьбы заживет.
- Только бы невеста до свадьбы дожила, - хмуро отозвался князь и снова тяжело вздохнул, пускаясь в нелегкие думы.
Конец ознакомительного фрагмента