Пленник отполз к своим кольям и принялся жадно поглощать пищу.
– Абигор, – первый раз за все время Бенжу заговорил с дикарем.
Варвар прервал трапезу и снова поднял глаза. Показалось, что в них промелькнул проблеск разума. Но бывший вождь тут же снова вернулся к пожиранию объедков, с трудом отрывая куски мяса ломаными зубами и глотая их, почти не жуя. Бенжу мысленно выругался. Неизвестно даже, в состоянии ли этот дикарь понимать человеческую речь после всего, что ему пришлось вытерпеть. Не говоря уже о том поручении, что Бенжу собирался ему дать.
– Ар акхмэ иб ша #, – предпринял он еще одну попытку, на этот раз обратившись к пленнику на языке Первородных.
# – я приветствую тебя, друг
Абигор замер. Только что с трудом отгрызенный кусок мяса выпал из его рта. Он повернул голову и уставился на Бенжу. Тяжелые мешки оттягивали нижние веки пленника – казалось, что глаза вот-вот выскочат из орбит.
– Ар акхмэ иб ша, – повторил приветствие Бенжу.
Спина варвара выпрямилась. Он сразу же стал казаться больше и опаснее. Расплющенные губы разомкнулись, и из его глотки раздался звук, похожий на скрежет трущихся друг о друга ржавых железок.
– Ар хэме ша ба ин #, – вернул приветствие Абигор.
# – я отвечаю своему другу тем же
Бенжу почувствовал, как волна облегчения поднимается по ногам и теплом разливается по всему телу.
– Меня послал человек, которого вы зовете Учитель, – сказал он, уверенный, что варвар все понимает.
Абигор кивнул.
– Передай мое послание Херкулу, – приказал Бенжу.
Глава 32. Яма
Наемник
Повозка медленно покачивалась из стороны в сторону. Каждое покачивание сопровождалось раздирающим барабанные перепонки и сводящим с ума скрипом колес. Почти все основание телеги занимала большая клетка из толстых металлических прутьев. Прутья не защищали от палящего солнца, а клубящаяся пыль не давала нормально дышать. И все же мужчины, прикованные к длинной скамье внутри клетки, отдали бы многое, чтобы эта поездка продолжалась как можно дольше.
Но отдавать всем им было нечего.
Денар попытался закрыть рот и нос рукавом. Особо лучше не стало. Сидящий рядом гном со сломанным носом усмехнулся, но тут же и сам зашелся кашлем.
– После пары дней на рудниках этот воздух покажется тебе таким же чистым, как в утреннем лесу, – сказал коротышка, когда смог нормально дышать – Поверь, салага, уж я знаю, о чем говорю!
Гном снова принялся кашлять, а затем сплюнул себе под ноги.
Денар изучил собеседника. Все его лицо покрывали глубокие морщины, забитые грязью. Немытые и спутанные рыжие волосы болтались почти до плеч.
– Ты что же, уже бывал там? – спросил Денар.
– Бывал! – фыркнул гном. – Четыре года в первый раз и двенадцать лет во второй!
Гномы живут намного дольше людей и такой срок для них не означает треть жизни, но шестнадцать лет, проведенных на рудниках, никому не покажутся пролетевшими незаметно.
– Сколько же в этот раз? – поинтересовался человек – старик, сидящий по другую сторону от гнома.
Коротышка повернулся к новому собеседнику.
– Двадцать два года! – почти гордо ответил он.
Старик присвистнул.
– Похоже, мне не суждено увидеть день твоей свободы.
Гном обрадовался возможности почесать языком.
– Старик, лучше спроси, за что эти собаки отправили Хасана крошить камни!
– И за что же?
Коротышка ударил себя в грудь кулаком, заставив цепь звякнуть.
– Я, Хасан, единственный, кто смог трижды обокрасть королевский дворец!
– Постой, постой, – вмешался Денар, – хочешь сказать, что ты три раза попался на одном и том же деле?!
Старик захохотал. Гном насупил густые брови.
– Вот еще! Никто не слышит и не видит Хасана, когда тот за работой.
– Как же тогда ты оказался в нашей компании? – съехидничал старик.
Хасан принялся бормотать ругательства на гномьем.
– Меня предали. Но, клянусь Асаху, я еще поквитаюсь! Ни одна тюрьма не удержит Хасана! – он вскочил на ноги и воздел скованные руки к небу, потрясая цепями.
Тут же стражник, сопровождающий повозку с узниками, ударил по решетке древком копья.
– Живо заткнулись!
Хасан злобно зыркнул на стражника, но все же сел на место и замолчал.
Повозка продолжала скрипеть и покачиваться, медленно двигаясь к своей цели. И с каждым поворотом колеса росло отчаяние.
После ареста Денар очнулся в тесной камере с малюсеньким окошком и потолком, явно рассчитанном на местных: настолько низким, что он едва-едва не упирался в него головою, стоило ему выпрямиться.