Ивейн проглотил битое стекло, внезапно оказавшееся во рту.
– Она жива… – выдавил он полушепотом-полухрипом.
Кассандра коротко вскрикнула. Руки метнулись ко рту. В следующий миг она прижалась ухом к груди своей подруги.
Тук. Тук. Тук.
Ивейн слышал, как где-то там сердце продолжало работать, отчаянно заставляя тело держаться за ниточку жизни. Какое же он ничтожество! Даже не сумел убить слабую беззащитную девчонку. Горло сдавило удавкой отчаяния.
Ивейн попытался улыбнуться. От тщетных усилий показалось, что кожа на лице сейчас лопнет.
– Знаешь, где лекаря найти? – спросил он.
Кассандра подняла голову.
Ее прекрасные зеленые глаза, полные слез, уставились прямо на него. Она быстро закивала, слезы покатились по щекам, оставляя бороздки на перепачканном лице. А все, чего ему хотелось в тот миг, – слизать эти капельки соленой воды.
– Идем же! – скомандовал Ивейн.
Кассандра бежала столь быстро, что ему с трудом удавалось поспевать за ней, с его-то головокружением и слабостью во всем теле. Они миновали один квартал и где-то вдали, на фоне окрашенных в предрассветный багрянец облаков, полыхнула молния. Спустя несколько шагов донесся раскат грома.
Такая же гроза сейчас начиналась и внутри него самого.
Ивейн поддерживал безвольно болтающуюся голову Вайи обрубком. Второй рукой обхватил девушку выше колен. Он чувствовал, как кровь из раны на ее затылке уже пропитала ему рукав. Мокрая ткань липла к коже, а запах крови кислил во рту. Но сердце внутри сломанной груди продолжало стучать.
Почему?!
Как?
Откуда в этом хрупком тельце столько желания жить? Что дает ей эту силу?
Больше всего сейчас хотелось сокрушить то, что осталось от девушки. Раздавить. Расплющить. Превратить в мешок сломанных костей и смятых внутренностей. Изуродовать. Разорвать на части. Уничтожить даже воспоминания о ней.
Ивейн почувствовал, как рука сама по себе сильнее прижала Вайю к его телу. Он ведь может это сделать. Прямо сейчас.
Что же ему мешает?!
Неужели, он такой слабак, что не в состоянии довести начатое до конца?
Ведь это будет почти милосердием. Она и так наполовину мертва. Нужно лишь немного помочь ей…
– Это здесь! – от крика Кассандры Ивейн едва не выронил свою ношу.
Девушка уже вовсю тарабанила обоими кулачками и одной ногой по обшарпанной двери, над которой красовалась выцветшая, некогда зеленая вывеска: «Лекарь Идилиус. Целебные снадобья и травы».
Спустя вечность в глубине дома послышалось шуршание, затем звук шаркающих шагов.
Сквозь мутное стекло в верхней части двери показалось тусклое свечение.
– Скорее же! – заорала Кассандра, еще сильнее стукнув по двери.
Ударь она еще пару раз с такой силой, и, пожалуй, дверь просто рассыпалась бы. Но тут скрипнул замок, судя по звуку, такой же старый, как дом, что он охранял, и вывеска на нем.
Дверь открылась. Лекарем оказался дряхлый старикашка с помутневшими белесыми глазами, почти как у мертвеца.
Кассандра вцепилась в его облезлый халат.
– Скорее, мастер Идилиус! Вайя. Нужна помощь!
– Да, да… – забормотал старый лекарь, но Кассандра уже влетела внутрь, едва не сбив его с ног.
Ивейну не осталось ничего, кроме как последовать за ней, глядя на лезущие на лоб глаза старика.
В сумраке Ивейн прошел вглубь комнаты и уложил Вайю на большой стол.
В комнате пахло десятком известных трав. И еще столько же запахов было неведомо. Все это обилие ароматов лишь усилило головокружение. А еще здесь пахло пылью, сыростью и старостью. Ветхое жилище ветхого старика. Как может тот, кто сам уже одной ногой в погребальном костре, спасти кому-то жизнь?
Но лекарь, несмотря на свой возраст, оказался на удивление сообразительным и проворным. Он склонился над девушкой и стал ощупывать изломанное тело.
– Нужно больше света! – скомандовал он, указав рукой на пустой подсвечник. – Свечи там, в углу, в ящике.
Кассандра побежала в указанном направлении. Она схватила коробку, но та выскользнула из руки. С грохотом по полу покатилась всякая всячина: разного размера склянки, блестящие щипчики, что-то наподобие металлической тарелки и с полдюжины свечей. Кассандра выругалась. Ивейн поспешил на помощь.
Вместе они стали собирать свечи. Он заметил, как дрожат ее руки, и на миг ему стало тошно от мысли, что именно он – причина этого горя. Отчаяние было столь сильным – Ивейн едва не упал на колени вымаливать прощения.