Девушка застыла на полушаге. Ее кулаки, сжимающие кинжалы, побелели, лицо исказилось, как от жуткой боли. Ивейн боялся издать звук. Стоит ей пошевелиться – какой-нибудь особо впечатлительный стражник вполне может и выстрелить. А где один – там и остальные. Ивейн понимал, что не сможет остановить все пули. Будь стражник один или два – он мог бы попытаться. Но десять! Даже лучшие из халду не справятся с таким количеством.
– Подними руки, Кассандра, – как можно более спокойно сказал он.
Словно борясь с ветром, девушка посмотрела на него взглядом полным боли и отчаяния.
– Брось оружие, – он постарался придать голосу твердость. – Верь мне.
Кассандра качнула головой, по-прежнему не выпуская свои кинжалы. Ивейн сделал осторожный шаг в ее сторону, держа руку над головой.
– Ваш спутник говорит очень разумные вещи, госпожа, – холодно сказал командир, стряхивая с плаща воду.
Кассандра снова мотнула головой. Ее глаза блестели. Ивейн сделал еще один шаг. Он чувствовал, как дула винтовок стражников следуют за ним.
– Я вытащу нас отсюда, и у тебя будет еще один шанс, – сказал он настолько тихо, чтобы его могла слышать только Кассандра. – Верь мне, – повторил он.
Одна рука девушки дрогнула. Ивейн, двигаясь очень медленно, заслонил собой ухмыляющегося Залу.
По щекам Кассандры потекли слезы.
Ивейн осторожно положил ладонь на ее сжатый кулак и вынул из него кинжал. Она не сопротивлялась. Ивейн бросил оружие на пол. Проделал то же самое со вторым кинжалом. Только тогда он перевел дух, чувствуя, что и стражники самую малость расслабили руки, сжимающие винтовки. Впрочем десять стволов по-прежнему смотрели на них. Их владельцам ничего не стоило изрешетить свои цели.
– Послушайте, командир, – заговорил Ивейн, – я состою в личной охране императора, кроме того я – паладин Ордена. Думаю, вам ни к чему лишние проблемы. Если ваши люди опустят оружие – мы просто уйдем.
Командир провел тыльной стороной пальцев по одной из своих роскошных бакенбард.
– Я вижу ваш мундир, юноша. Думаю, – он успешно скопировал тон Ивейна, – его величество подумает дважды, прежде чем покровительствовать грабителям и… – он указал рукой на тела, без движения лежащие на полу, – убийцам.
С каждой стороны приблизилось по стражнику. Оба держали в руках стальные наручники. Тот, что находился ближе к Ивейну, явно озадачился, увидев пустой рукав.
– А что касается Ордена, – командир потеребил вторую бакенбарду, – никогда не доверял этим шарлатанам. В любом случае – после того, как мы доставим вас в Корпус, у вас будет возможность объяснить все дознавателям. – Он пожал плечами, – это их дело разбираться, кто прав, кто нет. А наше – наводить порядок в городе, – командир стражников оскалился, видимо, очень довольный собой.
При этих словах лицо Кассандры стало еще бледнее, но она по-прежнему не проронила ни звука.
– Послушайте, – вспылил Ивейн. Как же хочется вбить эту надменную ухмылку командира стражников вглубь его же черепа. Пожалуй, он так и поступил бы – не будь рядом Кассандры. Но ее безопасность – единственное, что важно сейчас, – этот человек, – Ивейн указал на Залу, – преступник…
Командир поднял руку.
– Послушай лучше ты меня, недоносок, – в уголках его полных губ собралась слюна, лицо побагровело, – клянусь, если ты произнесешь еще хоть слово, мы отделаем тебя и твою девку до беспамятства. Сопротивление аресту, слыхал?! А потом оттащим вас в Корпус волоком. Там запрем в камере для убийц и насильников!
Ивейн вначале услышал металлический щелчок и лишь потом осознал, что это защелкнулся замок наручников вокруг его запястья.
Глава 18. Одна капля мужества
Раб
Удивительно – как быстро может меняться восприятие человека.
Всего с месяц назад Пулий бросал собакам не до конца обглоданные кости, чурался сослуживцев, которые пропускали банный день, а теперь – совершенно не замечал зловония своих товарищей по несчастью. За пару недель эти люди стали ему самыми близкими во всем мире. Да и может ли быть иначе, когда пьешь из одного бурдюка, делишь на всех один кусок хлеба и справляешь нужду спина к спине? Холодными ночами Пулий прижимался к другим пленникам, чтобы хоть чуть-чуть согреться, а утром, не менее рьяно, чем прочие бедолаги, сгребал с пыльной земли помои и объедки.
Затем головорезы выстраивали рабов в шаткую шеренгу и гнали целый день напролет. Если кто-то падал, остальным невольникам приходилось тащить его – все они были привязаны к одной веревке, а веревка – к седлу охранника.