– За что? – прохрипел он, вытерев со щетины неудавшийся плевок.
Девушка заморгала.
– Вчера ты заступился за меня… Во всяком случае – попытался.
Точно. Идиот.
– Не слишком успешно, как я погляжу.
Смуглянка потупила взор, а другая девушка принялась гладить ее по голове.
Вокруг жужжали мухи. Самая ближняя к ограждению лошадь выбрала этот момент, чтобы справить нужду по-большому. К горлу подкатила тошнота, но Пулий загнал ее внутрь.
За время, пока он спал (точнее – был в отключке), стражники сменились – теперь рабов охраняли два худых парня с крючковатыми носами и курчавыми волосами. Один усмехнулся и швырнул пленникам бурдюк.
Судя по звуку, с которым он плюхнулся – скорее пустой, чем полный. Пулий было потянулся к нему, но другой пленник, его сосед-здоровяк, оказался быстрее. Утолив жажду, он посмотрел на облизывающего губы Пулия, а затем – передал бурдюк рабу с другой стороны.
– Говнюк, – процедил Пулий.
Когда бурдюк вернулся, миновав весь круг, там осталась лишь пара глотков вонючих слюней. Но Пулий был рад и им.
– Спасибо, – он вернул мех стражнику.
Тот презрительно сплюнул сквозь щель между передними зубами. Парень плевал довольно метко – попал прямо Пулию на щеку, но взял бурдюк. Затем достал из кармана горсть полосок солонины и швырнул еду в толпу пленников. В этот раз Пулий не растерялся. Расталкивая товарищей по несчастью локтями, он ухватил сразу две полоски; одну сразу же сунул в рот. Укусил и… едва не сломал зуб. По твердости это соленое мясо могло легко поспорить с дубовой корой. Пулий поднял взгляд на стражника – тот равнодушно отвернулся. Похоже, ничего другого им не светит. Остальные рабы молча жевали «щедрое» угощение.
Рискуя еще одним зубом, Пулий оторвал кусок от края и принялся его посасывать. Размокнув, солонина превратилась из дерева в старую кожу, что уже было существенным прогрессом. Стараясь отогнать воспоминания о солдатском завтраке из горячих лепешек, вареных яиц и козьего сыра, Пулий жевал жесткое мясо и размышлял о своем положении, которое с любой стороны выглядело крайне незавидным.
Итак, он каким-то образом вызвал древнюю эльфийскую магию и перенесся с Анградийской границы в пустыню Перешейка. Затем оставил умирать девушку, которая спасла ему жизнь. Едва не сдох сам. А теперь банда головорезов собирается продать его для боев на арене. О Создатель, всего с месяц назад услышь Пулий такую историю у костра – счел бы глупой байкой и рассмеялся бы рассказчику в лицо. Сейчас же смешно не было совершенно. Он откусил еще один кусок. Дерьмо! Лучше б он с Ивой остался.
Ива.
Солонина застряла в горле горьким комком. Приложив немало усилий, Пулий протолкнул пищу дальше. Он думал, что стал лучше, на самом же деле – ничуть не изменился. Все такой же жалкий трус. Но что он мог поделать? Ответ ему совершенно не понравился. От него требовалась всего одна капля мужества, которой не оказалось в нужный момент.
Эта капля и есть разница между честью и бесчестием.
За последнее время он сбегал от смерти не меньше дюжины раз. Но, каким бы сильным, умным и смелым ты ни был (а Пулий все более и более укреплялся в мысли, что он не был ни сильным, ни умным, ни смелым) – погибель все равно настигнет. С другой стороны, старина Мамерк часто повторял, что на войне первыми умирают те, кто надеется на случай.
Только вот на что ж, кроме него, теперь-то возлагать надежды? Пулий оторвал зубами новый кусок солонины.
Едва он успел подумать, что хуже настроение сегодня уже вряд ли станет, как увидел дюжину людей, быстро идущих в сторону рабов. Опыт предыдущего пребывания в плену подсказывал, что это не предвещает ничего хорошего.
Процессию возглавлял невысокий человек, на первый взгляд ничем не выделяющийся. Но было в нем что-то властное, невидимая глазу аура предводителя.
Не обрадовались и стражники: парни переглянулись, и на смуглых лицах промелькнул испуг. Пленники сбились в плотную кучку. Пускай Пулий не знал, каково это – быть рабом, но трепетать от страха он умел получше многих. Он тут же прижался к своим соседям, не обращая внимания на вонь потных тел, и уставился себе под ноги.
Группа мужчин приблизилась.
Перед глазами замаячила тень одного из них. С трудом преодолевая накатившую головную боль, Пулий медленно поднял глаза.
Вначале он увидел два потертых остроносых сапога со стальными набойками. Затем – широкие грязно-желтые шаровары. Простой пояс перехватывал узкую талию. Из темных кожаных ножен торчали рукояти двух мечей, без изысков, но отполированные частым использованием. Тело воина прикрывала обычная серая рубаха с закатанными по локоть рукавами. Под загорелой кожей рук секлись крепкие мышцы. Лицо воина с аккуратной бородкой не было чем-либо приметно – ни шрамов, ни увечий, ни украшений в ушах или носу. Такое лицо мог иметь и пекарь, и плотник. Лишь взгляд темных глаз из-под густых бровей не оставлял сомнений – это воин.
Сразу за вожаком стоял Сиплый. При виде его девушка-смуглянка затрепетала, но, что было более странным, лицо Сиплого также передернулось. Никак старый разбойник боялся, что его вчерашние похождения вскроются.
– Этот? – спросил лидер группы и, хотя он не шевельнул даже пальцем, Пулий понял, что речь идет о нем.
– Ага, – зашептал Сиплый. – Я его в пустыне вчера нашел, когда мы со Скорняком окрестности проверяли. Почти мертвый был, чуть птицы клевать не начали.
Предводитель банды внимательно изучил Пулия.
– Встань, солдат.
Пулий послушно исполнил приказ.
– Развяжите его и дайте меч. Хочу посмотреть, на что он способен.
По лицу струился пот, после таскания по песку и побоев болело все, что могло болеть, от выпитого накануне кружилась голова – словом, Пулию очень хотелось, чтобы его оставили в покое. Но, похоже, пока этому не суждено случиться. Видимо, он еще не испил свою чашу страданий.
Парень-стражник разрезал веревки на запястьях Пулия и сунул в руку меч.
Славный клинок. Ржавый, тупой, лезвие в зазубринах. Таким можно разве как дубиной забить. Да и то непросто будет – деревянная рукоять треснута от навершия до гарды.
Пулий неуклюже попробовал сжать оружие в правой руке, но та еще слишком болела, и пальцы пока плохо слушались. Нехотя переложил в левую.
– Как твое имя, солдат? – спросил вожак.
– Пулий.
Воин кивнул.
– Я – Гнут и теперь твоя жизнь в моих руках. Хочешь получить ее обратно?
Пулий хотел, но решил промолчать. Некоторым людям нравилось задавать вопросы, не проявляя особого интереса к ответам. Он был уверен, что Гнут принадлежит к их числу. Вожак бандитов продолжил:
– Сможешь пустить мне кровь – дам тебе свободу, хорошего коня и провизии в дорогу. – Пулий встрепенулся. – Проявишь себя достойно – позволю ехать в обозе и есть до отвала. – Что ж, тоже неплохо в нынешних обстоятельствах. – Или… – Гнут многозначительно улыбнулся и указал рукой на жавшихся друг к другу рабов.
Пустить кровь. Это не так ведь и сложно, если задуматься, да?! Всего-то и нужно – один хороший удар. Он был совсем неплох с гладиусом. Лучше многих в своей центурии. Один раз даже удалось достать центуриона Клавдия. Правда, потом Клавдий так надавал тренировочным мечом, что Пулий два дня ходить нормально не мог. Эх, повторить бы тот трюк, когда он порубил двух бессов…
Собраться.
Один удар – все, что нужно. Видно, что противник расслаблен, не воспринимает его всерьез. Нужно использовать это.
Остальные бандиты уже отошли от Гнута полукругом, давая пространство для боя.
Пулий вытер пот со лба и крепче сжал рукоять меча, которая больно впивалась в ладонь широкой трещиной. Он попытался вспомнить армейские тренировки, но в голову лезли лишь воспоминания о том, как он драпал через лес, оставив подыхать бедолагу Желтого.
Дерьмо!
Пулий тряхнул головой, отгоняя дурные мысли, и ему тут же поплохело.
С мягким шелестом, как ветер в осенней листве, один из клинков Гнута покинул ножны. Воин коротко кивнул: «начали, мол».