– Но вряд ли слишком долго, – буркнул Пулий.
Геносиец оскалился.
Хренову Толстяку сейчас поди легче в завешенном паланкине. С другой стороны – по крайней мере не нужно нести на своих плечах эту огромную тушу. Пулий почти с жалостью посмотрел на шестерых рабов, которые обливались потом под тяжестью паланкина размером с телегу.
Столь архаичный транспорт был здесь единственным способом путешествовать с комфортом. Большинство улиц были слишком узкими для экипажей, а остальные – слишком заполнены людом.
– Ты тоже один из них? Дерешься на арене? – спросил Пулий, чтобы хоть как-то поддержать разговор.
Геносиец хохотнул, но хватку не ослабил.
– Я – лучший. Семнадцать раз я выходил на поединки, и семнадцать раз мой противник орошал песок своей кровью, – гордо ответил спутник. – Спроси, на кого принимают больше всего ставок, и услышишь мое имя. Кобу-Черный скорпион – так зовут меня на песке.
– Пулий, – кивнул Пулий.
– Пулий-убийца колдунов, – добавил он, чуток подумав.
Кобу хохотнул.
– Нет, друг мой, теперь ты известен как Эль'со, – сказал он более почтительно.
Пулий сморщил лоб, пытаясь сопоставить это имя с известными ему словами гномьего. Ничего даже и близко не подходило.
– Что, к эльфам, это означает? – спросил он.
– Чародей, – пояснил геносиец.
Пулий задумался, пробуя свое новое прозвище на вкус.
– Как ты это сделал? – снова заговорил темнокожий боец.
Пулий обернулся.
Кобу смотрел на него с уважением. Уважением опытного воина, неожиданно встретившего на поле брани равного себе противника. Уважением, которое впрочем нисколько не помешает воткнуть под ребро нож или свернуть шею при первой же возможности.
Было несложно понять, о чем именно говорит спутник, но Пулий решил не торопиться с ответами. Особенно учитывая то, что в его собственной голове сейчас варилась каша из ингредиентов, половине из которых он не знал названия.
– Ты о чем?
Геносиец буркнул что-то на родном наречии.
– Брось. Ты же знаешь. Я убил своего первого врага, когда мне было двенадцать. Еще до того, как впервые познал женщину. Но мои глаза ни разу не видели, чтобы кто-то протыкал человеку брюхо голой рукой словно копьем. И я повторяю свой вопрос: как ты это сделал?
Больше всего на свете Пулию хотелось бы знать ответ самому.
– Ну, знаешь, это… специальная техника кулачного боя. Нас учили ей на службе. Все дело в замахе. И постановке ног.
Кобу недоверчиво покосился.
– Отчего же ты не сразил своего противника раньше?
И на этот вопрос Пулий хотел бы знать ответ.
– Мы были друзьями… До того как Сабир, – Пулий облизнул губы, даже имя здоровяка отдавало горечью во рту, – решил сломать мне все кости.
Неожиданно воспоминания о том, как Сабир давил его в своих объятиях, вызвали отголосок той силы. Не больше чем эхо, звенящее в горах после громкого крика, но Пулий сразу почувствовал себя сильнее и увереннее.
Кобу понимающе кивнул.
– Мне тоже приходилось отнимать жизнь у друзей. Это тяжело. Потому я перестал их заводить.
Следующие полчаса они шли молча.
Относительно широкая улица постепенно сужалась и вскоре превратилась в кривой петляющий переулок, настолько узкий, что встречные прохожие вжимались в дверные проемы и арки, чтобы пропустить паланкин Маджумдера.
Чем дальше процессия углублялась в Арджубадские закоулки, тем сильнее смешивались стили, времена и эпохи. Большинство домов были старыми и обветшалыми. Штукатурка фасадов осыпалась, оголяя скелет каменной кладки; местами стены покрывала паутина разрастающейся плесени. Заглянув в преимущественно незастекленные окна, можно было увидеть «богатое» убранство местных жителей: голые стены, расстеленные прямо на полу циновки, столы с щербатой посудой.
Во многих домах первые этажи отводились под лавки и торговые палатки. В основном там продавали специи, сладости, овощи да всякую мелочь, нужную для ведения хозяйства. Но внутри одного здания Пулий разглядел прикованных к стенам рабов и выбирающих товар по кошельку покупателей – еще один невольничий рынок.
Канализация представляла собой тянущиеся вдоль улиц желоба, в которые жители выливали нечистоты и мусор, отчего повсеместно возникали засоры, добавляющие к запахам специй и благовоний из торговых палаток вонь жизнедеятельности тысяч людей.
К счастью, в этом старом районе города можно было немного отдохнуть от палящего солнца – дома, хоть и не слишком высокие, стояли так тесно, что в просвет между крышами виднелась лишь узкая полоска неба.
На перекрестке двух улиц собралась толпа с тазиками, кувшинами, бутылями и прочими сосудами. Все хотели набрать воды из уличной колонки. Слуги, что несли паланкин, стали пробираться к перекрестку.
– Дорогу! – закричал Кобу и поспешил в начало процессии, увлекая Пулия за собой. – Освободите проход! – геносиец, не стесняясь, принялся расталкивать людей свободной рукой и ногами.
Никто из горожан, бросавших на него гневные взгляды, так и не решился сказать хоть что-то в ответ. Даже – когда Кобу перевернул только что набранный кувшин. Мужчина лишь поднял сосуд и снова принялся быстро работать рычагом колонки, заставляя мутную воду литься тонкой струйкой из наливного отверстия.
Вскоре процессия Маджумдера снова свернула. Эта улица была гораздо шире и чище. Постепенно менялись и дома. Все чаще попадались особняки со свежевыкрашенными фасадами и крепкими дверями, у которых стояли стражники. Стало ясно – они оказались в районе для богачей.
Паланкин остановился около решетчатых ворот, увитых железными лианами, вперемешку с настоящим плющом. Посередине ворот красовался герб с изображением крылатой змеи. Змея была рыжеватой от ржавчины, а на одном крыле белел птичий помет. Пулий решил, что владелец особняка не слишком дорожит своим благородным именем.
Ворота открыл пожилой привратник. Он низко поклонился по-прежнему завешенному паланкину и отступил в сторону.
За решеткой простирался удивительно зеленый (особенно после серо-желтой гаммы, преобладающей в большей части города) газон размером со среднее поле для игры в ослиный череп. Тут и там даже торчали аккуратно постриженные кусты в виде шаров. Мощенная камнем дорожка вела через газон прямиком к трехэтажному особняку чуть меньше чем армейский барак. На полпути дорожка огибала небольшой фонтанчик.
Боковая шторка паланкина раздвинулась, оттуда высунулась рука благородного господина Маджумдера.
– Стой здесь, – рыкнул Кобу и приблизился к своему хозяину.
Маджумдер что-то быстро сказал по-гномьи. Все, что разобрал Пулий, это слово «бой». Затем Кобу вернулся, пятясь.
– Идем, покажу тебе все здесь.
Паланкин с Маджумдером направился ко входу в особняк, в то время как Кобу повел Пулия вокруг здания.
Идти пришлось довольно долго: дворец был построен в виде прямоугольника без одной грани: с обеих сторон к центральной секции примыкало еще по одной. Обойдя особняк, Пулий увидел новое строение, не иначе – барак для рабов, и внутренний двор, поменьше парадного и поскромнее. Да и цель у него была другая – разбившись на группы или по парам, тут и там упражнялись в искусстве убивать полуголые бойцы. Одни дрались на деревянных мечах, другие тыкали шестами в соломенные чучела. С десяток совсем юных ребят, вооружившись палками, повторяли движения за своим наставником – седовласым, но крепким мужчиной с культей вместо левой руки.
Все, мимо кого они проходили, замирали, почтительно кивали провожатому Пулия, в то же время одаривая его самого взглядами разной степени презрения. Знакомыми взглядами. Примерно так в легионе приветствовали каждого новобранца.
Ветераны презрительно морщат носы, вдыхая запах дома, что исходит от новичка. Тот самый неуловимый аромат домашней еды, заботливых рук матери, теплых губ любимой. Этот запах Пулий научился различать только к третьему году службы. Те же, кто сами только-только сказали слова клятвы, бегут, позабыв об обязанностях. Их интересует только одно.