— Вы их получите. Что-нибудь еще?
Антрополог заложил руки за спину.
— Да. После того как ваши машины доложат, что на планете отсутствует так называемая разумная жизнь…
— Вы хотите сказать «если они доложат»? — прервал его капитан.
Дерриок пожал плечами.
— Пусть будет «если», — поправился он без особой убежденности в голосе. — Если произойдет неизбежное, я хочу, чтобы Хафидж пролетел над планетой как можно ниже и дал мне возможность убедиться своими глазами. Всегда существует математическая вероятность культуры, не знающей потребления высоких энергий. И мне следует на нее посмотреть, прежде чем мы в нее ворвемся.
— Это все?
— Пока все, — Дерриок повернулся к капитану. — Вы поставите защитные экраны, Уайк?
— Я не собираюсь рисковать.
— Прекрасно. Пойдемте, Арвон, надо выпить перед работой.
Они вышли из рубки и направились к бару — небольшой нише в стене. Дерриок достал бутылку, два стакана, и они выпили.
Арвон почувствовал, что вино приободрило его, и обрадовался. Он старался не думать о предстоящем разочаровании. Но с каждым годом надежда гасла и пессимизм Нлезина, становившийся все более невыносимым, был вполне объясним.
Хоть бы все планеты до единой были необитаемы! Все-таки было бы легче.
— Почему вы отправились в этот полет? — неожиданно спросил Дерриок, наполняя второй стакан. — Ведь, кажется, дома вам жилось неплохо?
Арвон улыбнулся, вспоминая. Большая загородная вилла, гобелены, книги, уют. И города, театры, женщины…
— Слишком хорошо, — ответил он.
Дерриок залпом выпил полстакана.
— Я вас не понимаю, — сказал он откровенно.
— Значит, мы квиты.
— А ведь мы никогда не найдем того, что ищем, — сказал антрополог.
— Должны найти. Ничего другого нам не остается.
— Снова лелеете надежды, Арвон?
— А чем это плохо?
Корабль продолжал свой путь. Он пронзал невообразимую тьму, стремясь навстречу свету.
Навстречу желтому солнцу, по бокам которого было еще два солнца — одно поближе, другое далеко.
Система Альфы Центавра, находящаяся на расстоянии в четыре световых года от мира, именуемого Землей.
6
Колрак сидел в одиночестве, уносясь мыслями в неизвестный мир под кораблем. Он не любил оставаться один в такие часы ожидания, но Хафидж был занят, а только с ним Колрак чувствовал себя просто и легко.
«Наверное, причина в звездах, — думал он о Хафидже. — Он долго смотрел на звезды, а так зарождается мудрость».
Но, к сожалению, сейчас он не мог поделиться своими мыслями с Хафиджем.
Колрак не в первый раз задумался над тем, что космический корабль — малоподходящее место для священника. Почти все остальные члены экипажа считали его мистиком и не интересовались им. В этом определении не было ничего презрительного: называя его «мистиком», они просто констатировали, что он им чужой — человек, с которым обходятся вежливо, не принимая его всерьез.
Что ж, быть священником в эту эпоху действительно несколько нелепо. Церковь на Лортасе в свое время была могущественна, но когда настал этот век, она уже давно утратила единство и силу. В лучшем случае религия теперь воспринималась как одно из философских течений, а в худшем…
Если бы только человек не проник в космос! Если бы только он не открыл там того, что открыл!
— А, Колрак! — прервал его размышления чей-то голос. — Что новенького обещает магический кристалл?
Ну, конечно, Лейджер! Неужели этот журналист не оставит его в покое даже сейчас? Наверное, он будет болтать чепуху на самом пороге вечности!
«Такие мысли несовместимы с милосердием, Колрак! Если ты не находишь милосердия в своем сердце, то как ты можешь требовать, чтобы другие были милосердны?»
— Магический кристалл, к сожалению, затуманился.
Лейджер уселся в кресло. Он был неряшлив — неряшлив в одежде, в работе и даже в мыслях. Правда, его путевые очерки популярнее романов Нлезина, думал Колрак, но зато о них скорее забудут.
«Вспомни о милосердии, Колрак!»
Лейджер нацарапал на листке бумаги: «Эй, Центавр Четыре, ворота шире!» Он довольно усмехнулся, а Колрак выдавил из себя слабое подобие улыбки.
— Очередная сенсация! Мы облетаем груду древних камней под жужжание и треск машин Сейехи, ныряем вниз, чтобы Дерриок мог еще раз одним глазком полюбоваться на свои вечные проблемы. Потом — хлоп! «Добрая Надежда» садится на брюхо! Мы все вылезаем наружу и начинаем шарить там и сям — и что же я получаю от всего этого? Еще одну главу, как две капли воды похожую на предыдущую. Центавр Четыре, скучнейшая в мире!
— Всегда есть шанс, — сказал священник. «А есть ли он? Есть ли?»
— Ну, как же, как же! — физиономия Лейджера сморщилась и вдруг стала похожа на пухлое лицо Нлезина. — Однако Нлезину это не нравится!
— Нлезину случалось ошибаться, — терпеливо возразил Колрак.
— Ну еще бы, еще бы! Помнится, даже дома, на старичке Лортасе, еще до того, как мы помчались навстречу восходу, Нлезин разглагольствовал…