– Хорошо… – успокоила его Гвендис. – В конце концов, никому не известно, что именно тебе снится на самом деле. Если ты скажешь, что перестал видеть дорогу в Сатру, тебя никто не сможет заставить ее показать. Твоя память – не карта и не компас, Дайк, чтобы ими пользовались без твоего согласия. Только обещай мне не дразнить сьера Денела, что ты все знаешь, но не скажешь.
Под вечер садовник ушел домой. Дайк поднялся из сада наверх к Гвендис. Она сидела у камина с тяжелым целительским трактатом в руках.
– Гвендис, ты читаешь?
Она подняла голову:
– Хочешь поговорить?
– Нет… – Дайк чуть замялся. – Я хотел позвать тебя в сад. Там закат и… уже не такая чащоба, как раньше. Пойдем?
Гвендис улыбнулась. Она почувствовала, что в короткий срок Дайк привязался к саду и хочет, чтобы она посмотрела на изменения, в которые он вложил свой труд. Гвендис встала и накинула на плечи шаль. Дайк подал ей руку на лестнице. По-прежнему держась за руки, они вышли за порог.
По выложенной камнем дорожке Дайк повел Гвендис в глубину сада, в прореженное пространство между кустами одичавших роз и сирени, облетевших по осени. Над головой нависали тонкие сплетенные ветви вишен и слив.
– Я буду садовником у тебя, – весело сказал Дайк. – Здесь много места. Можно держать сад так, чтобы он цвел с самой весны и до поздней осени. Все цветы, кусты и деревья цветут в свой срок, вот и подобрать, чтобы, когда одни отцветут, распускались другие.
Дайк возился в саду целыми днями, а Гвендис сидела за книгами. Она продолжала и посещать окрестных больных.
Теперь Гвендис можно было перестать заниматься лекарским ремеслом, но она не хотела его бросать.
Дайк сам делал всю работу во дворе, колол дрова, носил воду, топил очаг. Гвендис готовила, ходила по лавкам, прибирала в нескольких комнатах (остальные так и остались нежилыми) и шила. Она сшила себе платье и пару новых рубашек Дайку.
Кровать Гвендис Дайк перенес обратно к ней в спальню, потому что камин теперь топился и там. Дайк уже меньше тяготился своими снами, хотя по-прежнему часто видел Сатру. Гвендис убеждала его:
– Тебя лишил памяти не сон. Ты сам сказал: сны появились потом, после всех бед, которые ты перенес. Как любой человек, ты наутро просыпаешься самим собой. Поэтому тебе нечего бояться. Попробуй думать о своих видениях иначе. Они дают тебе знания, которых нет ни у одного живущего в наши дни человека. Они уже помогли тебе найти удивительный драгоценный камень. Твои сны – странный, необычный, но все-таки дар. А если тебе приснится кошмар – я же тут, рядом. Я разбужу тебя, ты расскажешь мне сон и успокоишься.
Гвендис говорила с Дайком обо всем, что знала сама. Девушка втайне надеялась, что какая-нибудь мелочь из ее рассказов натолкнет Дайка на воспоминание о прошлой жизни.
Недавно сьер Денел упомянул о похожем на Дайка человеке по имени Гойдемир из Даргорода. Это навело Гвендис на мысль: Дайк не обязательно вард; высокий и светловолосый, он мог быть и северянином из даргородской земли, и даже хельдом. Хельды – мореходы из Хельдерики, с холодных берегов Хельдвика. А Дайка спасли из моря. Нужно проверить: пусть бы он услышал речь того или другого из этих народов, увидел их вещи, одежду. Есть растения, которые растут только на севере. Дайк говорил о северных ягодах и кустарниках. Здесь таких нет. Но о них Дайк знает из снов про родину Белгеста…
Гвендис жалела, что никогда не училась даргородскому наречию. Отец его не знал, и книг на нем Гвендис никогда не видела. А у хельдов, кажется, и вовсе нет книг. Отец считал эти края варварскими, дикими, глухими – что может дать образованному человеку знание таких языков? Девушке оставалось ждать, пока на рынок приедет купеческий обоз из Даргорода.
Сьер Денел принадлежал к ордену орминитов. Небесным покровителем ордена считался первый король Анвардена Ормин, законодатель и просветитель вардов. Своим оружием и имуществом орминиты клялись поддерживать королей Анвардена и священное мироустройство.
Сьер Денел считал, что Дайк сделал свое дело: донес весть до того, кто в состоянии ею распорядиться. Теперь он, Денел, несет ответственность за дальнейшую судьбу предания о стране падших небожителей и о сокровищах, похищенных с неба.
Чудесный камень, находку Дайка, сьер Денел воспринимал как знамение. Высшая воля недаром лишила Дайка памяти: большинство людей в ясной памяти постарались бы утаить клад или использовать его в своих интересах, а Дайк исполнил роль орудия, хотя и тупого, но честного.