Я начал заниматься спортом. То есть, не то чтобы сразу по выздоровлению. Обычно рассказывают: «В детстве я был хилым, все меня обижали, и вот однажды я сказал себе...» Именно однажды. То есть, в понедельник такого-то числа такого-то месяца записал на дверной притолоке: «Начинаю новую жизнь» и принялся за строительство своего тела. После того, как я выкарабкался из болезни, и до этого дня прошло года два. Я и в самом деле был тощим, при росте мет восемьдесят весил всего шестьдесят пять килограммов. Ленька Шаврин из нашего класса всегда говорил: «Тебя, доходягу, только в стройбат и возьмут, как отбракованного. Или в железнодорожные войска — шпалой». Ну, понятно, длинных и тощих наряду с «фитилями», «шнурками», «сосисками» зовут еще шпалами. И это еще не самые обидные прозвища.
Я стал охранником в фирме «Оникс», хотя скорее мое амплуа можно назвать «человек прикрытия», а если быть предельно точным, то телохранитель.
Уже через два дня после того, как в мою трудовую книжку девица из канцелярии Гладышева влепила штамп с надписью «Оникс», я принял участие в переговорах. Переговоры происходили в квартире жилого дома, снятой под офис. На двери квартиры не было таблички с номером, как не было и названия фирмы. Собственно говоря, слово «фирма» подходило к группе собравшихся там мужчин в возрасте от двадцати пяти до тридцати пяти лет не больше, чем термин «сервисное обслуживание» относится к при-вокзальной проститутке. Ребята в кожаных куртках, с прическами в стиле пятидесятых, оглушительно пахнущие дорогим одеколоном, лишь первые секунды пытались изображать официальность речи (о ее литературной правильности говорить не приходилось), потом они соскользнули на арго пивных и подворотен, на «феню», «суржик» или как это еще называется. Лет пять-семь назад эти парни в лучшем случае сбывали состряпанные где-нибудь в Польше «полу фирмовые» шмотки. Теперь они воровали по-крупному, перепродавая листовой металл, сигареты, кофе, лес и бензин.
Предметом данных переговоров являлась облицовочная плитка. Естественно, интересы сторон пересекались, соединялись, сталкивались в главном пункте — в цене. Рисковый Гладышев пошел на эту встречу лишь потому, что чуял капитальную наживу. У него в офисе был факс и телекс, ему звонили директора госпредприятий, выпускавшие продукцию на сотни миллионов рублей, шушера вроде этих хамов в «коже», толкалась у него в приемной, не смея ослушаться секретаря Свету двадцати лет от роду и удручающе тупую. Очень даже могло быть, что плитка краденая.
Но меня деловая сторона мало интересовала, хотя я механически все отмечал. В этой квартире, интерьер который смахивал на притон, мне было скучно. Конечно, пара ребят из персонала фирмы-партнера на человека субтильной нервной конституции произвела бы впечатление устрашающее своими шейными, грудными, дельтовидными мышцами, а также мышцами двуглавыми и трехглавыми, сиречь бицепсами и трицепсами. И физиономии у них были злодейские. Но они являлись типичными «рыжими клоунами» из дешевых боевиков, чья функция заключается в том, чтобы подчеркивать превосходство положительного героя и в ста случаях из ста безнадежно проигрывать в финале. Похоже, они совсем не отдавали себе отчета в том, как смотрятся со стороны. Их вводила в заблуждение реакция дилетантов. А к последним, увы, относился и Гладышев, хотя он и считал себя психологом, свободно ориентирующимся в потемках чужих душ.
Да, мой шеф, как личность с эмоциональностью выше средней, был в плохом смысле слова заворожен внешним видом этих «качков». Мне же было достаточно одного взгляда вскользь, что называется по касательной, чтобы определить их удручающую ограниченность, их отвратительную координацию, медлительность, потенциальную трусость и податливость. Потому я и скучал.
Линия поведения, определенная мне для данной ситуации Гладышевым, со стороны, наверное, могла быть обозначена термином «услужливый придурок». То есть, я должен был скрывать, в чем на самом деле заключаются мои обязанности. В лучшем случае я изображал не слишком компетентного консультанта по коммерческой части, с весьма ограниченными полномочиями. Если статист в театре произносит фразы вроде: «Кушать подано», то я по возможности отпускал краткие замечания типа: «Реально», «Приемлемо», «Вряд ли». Гладышев положил мне жалованье выше оклада квалифицированного рабочего на «благополучном» предприятии, так что придурка можно было изображать, не слишком, конечно, увлекаясь.