— Тебя как зовут-то, подруга? — поглаживая ляжку, залазил он все дальше под юбку.
— Мария…
— А меня — Саня. Слышь, Данила, сгоняй в ларек за минералкой. И винца возьми — она хочет с нами потрахаться. Ты ведь хочешь, Маш?
Она криво улыбнулась, кивнула и, подчиняясь настойчивым ладоням, раздвинула бедра…
Время было позднее. Однако мимо иногда проносились машины, освещая находившихся внутри остановки людей. Парни понемногу раздевали девицу: расстегнули кофту, задрали подол юбки. Долговязый Саня пытался снять тонкие трусики, но внезапно вскочил и заслонил собой полураздетую барышню. По дороге медленно катил милицейский «уазик»…
— Уроды, мля! — сплюнул вслед казах, расстегнул штаны и демонстративно окропил мочой дорогу.
Высокий приятель тоже смачно выругался и дернул пьяную красотку за руку:
— Вставай, ща в скверик пойдем.
Та послушно поднялась.
Данила — светловолосый подросток принес минералку с недорогим вином. Наклонив пластиковую бутыль, плеснул ей на ладони. Пока молодая женщина ополаскивала лицо, долговязый стягивал по стройным ножкам стринги…
Хохотнув, показал трусики друзьям, повесил их под потолком остановки и звонко шлепнул Машку по голому заду, залез рукой меж ягодиц:
— Ну, чё, подмыть тебе здесь?
— Потом подмоешь, — засмеялась она и потянула парней на тротуар, — после скверика…
— А что же ты? Разобрался с ними? — прервал Серебров затянувшуюся паузу.
Борис кисло усмехнулся:
— Издеваешься, что ли, Аркаша?..
— Почему ж?.. — смутился тот.
— Да на кой черт мне сдалась такая жена?! Как говориться: сучка не захочет — кобель не вскочит. А эта стерва хотела всегда!.. До сих пор не могу забыть ту ночь…
Раздевать ее начали еще на подходе к парку — едва компания достигла темной аллеи. Казах снял и закинул на плечо белую кофточку; блондин, не отыскав замка, попросту задрал на талию юбку. На ходу по очереди пили из бутылки вино, смеялись…
Машка не обращала внимания на условности. Спешащие домой редкие прохожие и столь же редкие влюбленные парочки, задержавшиеся в сквере, провожали шумную компанию изумленными взглядами.
А удивиться было чему! Три гогочущих подростка вели по парку обнаженную красотку, бывшую лет на десять или пятнадцать старше. Грудь мерно колыхалась в такт размеренному стуку каблуков; под собранной в жгут юбочкой, больше похожей на поясной ремень, белело нагое тело.
Стройная красотка пила и проливала на себя вино, громко хохотала. Через каждые двадцать-тридцать шагов останавливалась, жадно целовала в засос то одного, то другого. Парни мяли ее пышную грудь; бестолково и мешая друг другу елозили ладонями по коротко остриженному лобку. Она картинно приподнимала ножку, облегчая доступ к «цели»… Потом, запустив руку в чьи-нибудь штаны, многозначительно и громко заявляла: «О, твой красавчик уже готов!» И призывно изгибала спинку, не прочь отдаться посреди аллеи. Но молодая поросль уводила ее дальше…
Свернули вправо — на примыкавшую к центральной аллее круглую площадку с неработающим фонтаном в центре и с затерявшимся меж густой листвы тусклым фонарем.
— Пришли? — покачиваясь, подошла женщина к деревянной лавке.
— Пришли, — облепили ее парни.
Запрокинув голову, она довольно смеялась, ощущая правым соском чей-то бойкий язык и множество настойчивых рук, буквально терзавших ее тело. Она с удовольствием исполняла желания страстных, но неопытных знакомцев: то становилась на скамейку и, с трудом удерживая равновесие, упиралась каблуком в высокую деревянную спинку. То укладывалась на ребристое сиденье, раскидывала ножки, громко стонала от подчас грубоватых прикосновений и необузданного желания…
Когда возбуждение юнцов достигло предела, Машка послушно встала, наклонилась вперед. Помогла неуклюжим попыткам того, кто крепко схватил ее за талию сзади; расстегнула ширинку, подошедшего спереди…
Трясущимися пальцами Борис вынул из пачки третью подряд сигарету, с трудом поймал пляшущий огонек зажигалки, шумно выдохнул дым…
— Я наблюдал за ними с другой стороны площадки. Они были так увлечены друг другом, что не заметили бы и слона!
Он посмотрел в голубое небо, вздохнул. В глазах блестели слезы…
Аркадию в этот миг стало невыносимо больно и обидно за друга. За что? Чего ей не хватало? Осколков, пуль и контузий Борька заполучил за пятерых, но вряд ли это сказывалось на интимной жизни супружеской четы — мужской силы в нем было предостаточно. Да и за семью всегда стоял горой. В те же Штаты отправился отнюдь не отдохнуть, не проветриться, а подзаработать с целью купить квартиру или построить дом. Так что же ей ударило в голову? Необузданная похоть; обида на что-то; или попросту бабья дурь?..
Сложно было в этом разобраться.
— Вот так, Аркаша… Сижу я, значит и «любуюсь», как моя милая женушка отдается трем недоноскам. Посреди городского сквера и в одних туфельках, подаренных мной на восьмое марта. Одежка и сумочка разбросаны по асфальту; кобели топчутся по ним, пинают. А Машка стоит в раскоряку и отдается самоотверженно, с наслаждением. Дергается всем телом, и знай себе, мычит от счастья!..
Насладившись по полной программе, пацаны покинули круглую площадку. Она же, откинув голову на высокую спинку, с четверть часа сидела на лавке в блаженной истоме. Потом поднялась, медленно собрала вещички, кое-как оделась. И неверной походкой отправилась в сторону дома…
Однако через пару кварталов опять задушили спазмы — мальчишки вина не пожалели. Желудок по иронии судьбы вывернуло наизнанку аккурат рядом с той забегаловкой, где начала травиться бормотухой. Только-то и успела метнуться к деревянному забору. Сознание заволокло туманом, счет времени потерялся… Очнулась она от мужских голосов, от льющейся на голову воды, от прикосновения чьих-то рук.
Открыв глаза, поняла: стоит, прижавшись спиной к штакетнику. С трудом припомнила автобусную остановку, трех юнцов, площадку сквера… Но теперь перед ней толпились какие-то мужички — немолодые, пьяные, потрепанного вида. Кажется, эта компания сидела по соседству в провонявшей табачным дымом забегаловке. И беспрестанно пялилась на ее грудь. Забегаловка, должно быть, давно закрылась. А подвыпившие мужики, приметив ту самую красотку, что скучала в одиночестве, решили поразвлечься.
Машка хотела кокетливо улыбнуться, да вместо улыбки вышла кислая мина.
— На-ка, испей, — поднес початую бутылку к приоткрытым губам плюгавый мужик.
Ее передернуло от запаха алкоголя; отстранившись, хрипло попросила воды. Прополоскав рот и жадно напившись, прошептала:
— Дайте закурить.
Один тотчас достал пачку дешевых сигарет, чиркнул спичкой. Она обхватила его грубые ладони, подцепила на дрожащий кончик сигареты огонек; затянулась, исподволь побаиваясь, что опять стошнит.
Мужички дружно придвинулись, обступили. Кто-то расстегивал кофту, кто-то задирал подол…
— Ого, грудищи — что астраханские арбузы!
— А станок-то погляди какой!
— И мост задний справный!..
Она не проявляла ни агрессии, ни желания. Просто спокойно курила, пока безобидные алкаши, поначалу не верившие в свою удачу, осваивались и набирались духу. Один уж теребил соски; другой терся колючим подбородком о щеку, обдавал свежим перегаром и мусолил шею; третий добрался шершавыми пальцами до лобка…
— Ты это… слышь… выпей — все полегче будет, — настаивал плюгавый.
— Мне и так не тяжело, — усмехнулась девица.
Но отказываться не стала: пока вторично за эту ночь с нее стаскивали юбку, поймала губами горлышко бутылки, сделала несколько глотков. Нагнувшись, расстегнула плюгавому штаны.
И, выгнув перед его собутыльниками спинку, поторопила:
— Ну, где вы там? Не стойте столбами — мне скоро домой…