Лодка причалила к набережной прямо напротив нас под мостом. Рассмотрев ее поближе, я понял, что она не была такой уж маленькой. Туда спокойно могло вместиться человек десять. На носу ее был прикреплен огромный старинный фонарь, а на корме на веслах сидел высокий и худощавый мужчина. Его лица я сначала не мог разглядеть, так как на голову был накинут капюшон.
- Чего смотрите, залезайте на борт, а то сейчас уеду, - прохрипел лодочник, подняв лицо из-за капюшона.
Тут я увидел череп вместо лица, с пустыми глазами и торчащими редкими зубами. Однако он меня не напугал, не показался мне зловещим скелетом. «Мое тело, наверно, тоже имеет такой же вид сейчас», - подумал я.
Мы заскочили в лодку, ее капитан оттолкнулся от бетонного берега, сел на весла и стал неспешно грести. В этом месте нет широких магистралей, и было ощущение, что город спал. В почти полной тишине были слышны редкие всплески весел. Мы медленно скользили вниз по течению. Я был немного разочарован, так как ожидал целое шествие, а мы были одни на всей реке. Не понимал, зачем мы приехали сюда, можно было подождать в центре, у Кремля, например.
Вдоль набережной Тараса Шевченко мы подгребали к гостинице «Украина», напротив которой на другой стороне расположился Дом Правительства или Белый Дом. Всегда, когда вижу его, вспоминаю танки на Новоарбатском мосту, беспощадно обстреливающие здание Дома Советов. Так он тогда назывался.
Подплыли к мосту. Я повернул голову назад и неожиданно для себя обнаружил, что нас сопровождает целая процессия лодок, заполненных человеческими силуэтами.
- Это души утопленников? – воскликнула Наталья.
Наш скелет ей утвердительно кивнул головой.
После моста мы уже оказались в середине процессии, так как количество лодок увеличивалось с геометрической прогрессией. Вода слегка гудела от всплесков тысяч весел. Однако другие звуки не нарушали ночной покой. Вдоль набережной стояли дома в абсолютной темноте, мрачные и безразличные. Ни в одном окне не горел огонек. Мне это показалось странным, ведь всегда ночью кому-нибудь не спиться. А здесь даже голубых всполохов от работающего телевизора не было видно. Как будто жители окрестных домов знали, что в эту ночь будет вся эта вакханалия.
Мне хотелось разглядеть лица утопленников, однако они все были в плащах с капюшонами и в масках. Некоторые маски были похожи на венецианские, некоторые на африканские, некоторые на новогодние, некоторые изображали животных, а какие-то были с длинными носами, напоминающие персонажей сказок Гофмана. Они все были безмолвны и почти неподвижны. Во всей этой огромной процессии не было места эмоциям.
Когда мы подплывали к Бородинскому мосту, я заметил, что он полон людьми, то есть призраками. На набережных также располагались пришедшие сюда души поглазеть на ночное зрелище. Многие из них рассаживались целыми группами или семьями при освещении огромных фонарей, которые они приносили с собой. Кое-кто даже разжег костры. В мигающем свете от язычков пламени я мог разглядеть лица некоторых зрителей. Их глаза восторженно горели в предвкушении начинающегося праздника и огромной тусовки. Даже в этом мире народ желает зрелищ.
Ледяное безразличие реки явно контрастировало с горящими страстями на ее берегах. Площадь Европы кишела призраками, создающими обычную московскую толчею и хаос. Мост Богдана Хмельницкого был облеплен невероятным количеством мертвых душ. Многим из них не доставалась места, и они падали вниз на голову скользящих в лодках утопленников. Однако на реке не обращали никакого внимание на сутолоку, творящуюся на суше.
Между домами всего на несколько минут показался Новодевичий монастырь. Там когда-то заточали в башне непослушных женщин, а потом скидывали их в пруд. Эту легенду я слышал много раз, но не знаю, насколько она правдива. Впереди проявился контур Воробъевых гор, которые были усеяны огнями пришедших на «праздник» зрителей. Река здесь повернула и расширилась, превратившись в большое озеро, заполненное лодками.
Мы постепенно приближались к центру, проплывая один мост за другим. За Крымским мостом появилась огромная статуя Петра Великого, стоящего на стрелке. Я посмотрел в его глаза – они выражали бешенство и недовольство, на лице была презрительная ухмылка. Ему все это шествие не нравилось.
После стрелки мы вошли в основное русло Москвы-реки, оставив в стороне обводной канал. Храм Христа спасителя светил нам своими золотыми куполами. При ночной подсветке у них действительно был золотистый отблеск. Хотя днем они казались охряными с коричневым оттенком.
После Большого Каменного моста мы оказались у стен Кремля. Его практически не было видно. Души умерших были везде: набережная, стены, башни и даже купола Храмов были увешаны призраками. От миллионов фонарей казалось, что наступил день.
Мы замерли в пробке, двигаться было некуда, лодки стояли впритык одна к одной. Даже в загробном мире Москва остается прежней, где всем не хватает пространства, где все стоит часами в бесконечном траффике. Мне стало душно от всего этого скопления неприкаянных душ.
- Уходим отсюда, я не могу больше здесь находиться, - воскликнул я, призывая своих друзей.
Перескакивая с лодки на лодку, мы выбрались на Софийскую набережную на противоположной стороне от Кремля. Заскочили в переулок и буквально через три минуты оказались на Болотной площади.
Мне хотелось погулять между ее огромными цветочными клумбами, посидеть на лавочке, на Лужковом мосту почитать имена влюбленных на замочках, которыми были увешаны искусственные деревья. Однако и здесь все было переполнено привидениями, а обводной канал также стоял в пробке из тысяч лодок.
Я вновь ощутил приступ удушья, как будто меня самого топили, только не в воде, а в море человеческих душ. Нужно было как-то выбираться из этого бесконечного потока. По переулкам Замоскворечья мы двинулись в сторону Московских окраин.
- Вон из Москвы, надоел мне мегаполис, - крикнул я.
- Согласен, - поддержал меня Серега, - у меня есть идея, завтра сходим кое-куда.
- Хорошо, как скажешь! – ответил я, - скучно мне и праздник совсем не ощущается.
Мы еще долго гуляли по улицам города, уходя от нахлынувшей толпы призраков.