Хорошие такие советы. «Как сделать жизнь удобной». Предтеча Карнеги.
А вот ещё перл.
«Женщина хуже смерти. Она — сеть, её сердце — капкан, а руки — кандалы. Праведник убежит от нее, а грешника она не упустит».
Вот так.
«Из тысячи мужчин один стоит чего-то. Среди женщин вообще нет достойных».
Ай да Соломон!
«Живые знают, что умрут, а мертвые уже ничего не знают. В могиле не будет тебе ни труда, ни радости, ни размышления».
Это — очень важный момент. Ещё раз — после смерти ничего не будет. Это значит, что иудеи не верили в загробную жизнь. От Торы и до Соломона — нет ни слова о загробной жизни и дне Страшного Суда.
Итак, никакой загробной жизни, никакого Страшного Суда. И никакой справедливости на земле.
Этот Соломон — не такой дурак, каким кажется.
«У мудреца сердце с правой стороны. А у глупца — с левой».
Не повезло нам с вами. Большинству людей не повезло. С сердцем. И с мудростью.
«О царе даже мыслей плохих не допускай. О богаче даже в спальне плохо не говори. А то птичка ему донесет твои слова — что будешь делать?»
Видимо, спецслужбы у Соломона работали на совесть.
«Утром сей семя твое, и вечером не давай руке отдыха».
И вообще.
Запомним для себя — никакой загробной жизни. Никакого страшного суда. Никакой справедливости на земле. Но, не это главное.
Главное — они ушли из Египта, где все верили в загробную жизнь. Они пришли в Палестину, где все верили в загробную жизнь.
Они попали в плен, где верили в загробную жизнь.
В конце концов, все первобытные народы верят в загробную жизнь. Они хоронят своих мертвецов и кладут в могилу еду, оружие и свежезарезанных наложниц.
У всех это есть. А у древних иудеев этого нет.
Правда ли это? Нет, неправда. Есть объективные закономерности развития, которые не обойдёшь.
Ежу понятно — это поздняя вставка. На самом деле они верили в загробную жизнь. Так же, как и все остальные.
А может быть иначе? Ведь, избранный же народ.
Нет, дамы и господа. Избранность заключалась в другом. «Я дам вам власть над народами». Здесь, на земле.
Понимаете? Никаких других миров. Яхве тоже не верит в загробную жизнь. Он прилган позже.
Но это — для историков, а не для нас. Мы — люди простые.
Конец Книги Екклесиаста.
Песня Песней Соломона.
Итак. Хоть женщина хуже атомной войны, но вот строки, которые приписывают Соломону, этому женоненавистнику. И женолюбу.
— Целуй меня, дружочек. Это слаще вина. Он так пахнет…
Вот, почему все женщины так тебя любят! Хоть я и смуглянка, но красивая!
Меня заставили стеречь виноградник, но я своего «виноградничка» не уберегла. Не доглядела! Вот.
Скажи мне, что ты делаешь сегодня в обед? И где тебя найти?
— Ну, если ты этого не знаешь, красавица, то приходи просто к моей юрте — не пожалеешь. Ты моя лошадка, кобылица, и я тебя заезжу — тебе понравится. Твоя шейка…
— Да, но ожерелья из желудей… Мы их поменяем. На что-то золотое и серебряное.
— Ночью я искала тебя на своей постели, но не нашла. Странно. Пошла в город, стала спрашивать у ночных патрулей: где он? Где мой парень? Они пожимали плечами. Парни их не интересуют.
Ушла я от них. И тут же нашла своего любимого. И привела домой. И в постель уложила. Теперь всё будет тип-топ.
— Девочки, не мешайте моей любимой спать. Не надо бить в бубенцы и плясать вокруг нашей кроватки. Пусть моя новая девушка отдохнёт.
— Ай да любовник у меня! И постель у него — чудо. Как нам тут хорошо вдвоём! Правда, вокруг царской постели столпились его бойцы — целых шестьдесят рыл. И у каждого по мечу. И все глазеют на нас. Им интересно, чего мы тут делаем. Но для влюблённых даже сто зрителей — не помеха.
— Как ты прекрасна, любимая! Твои кудри. Твои глаза. Твои зубы. Твои губы. А твои соски… Это нечто. А как ты умеешь ласкать! Такого я ещё не видал, а повидал я немало. Эх, попасусь я на твоих лугах.
— Попасись, милый.
— Да, уж я не оплошаю. Ты только дверь мне открой, крошка.
— Как же я тебе дверь открою, касатик? Я уже спать легла. И даже ноги помыла. Что мне теперь, опять их пачкать? И вообще, я голая, между прочим. Без ничего.
О, гляди-ка, какой настойчивый паренёк! Сумел руку свою сквозь замочную скважину просунуть. Это не каждому по плечу. Просунул, да так, что у меня внутри все закипело.
Нет, такому настырному надо отпереть. Он так старался…
Эй, ты куда? Смотри-ка, ушёл. Обиделся, наверное.
Да. Пошла я его искать. По городу. Нарвалась на давешних стражников. Они меня отметелили так, что любо — дорого. Не понравилось им, что я ночью брожу по городу в одной простыне.
А под простынёй нет ничего, кроме меня самой. Еле выскользнула. Покрывало, правда, у них осталось. Побежала голышом.
Девчонки, подружки, когда увидите моего парня, скажите ему, что я уже изнемогаю, а его всё нет.
— А чем твой парень лучше наших пацанов?
— Ну, он белый и румяный. Покрасивше ваших охламонов будет. Короче говоря, мечта женщины.
— Ух, ты. А куда же он подевался, такой красивый? Давай-ка, подружка, мы его вместе с тобой поищем. Интересно на такое чудо глянуть.
— А он пошёл в свой сад — лилии собирать. Там у него лилий — немерено.
— Ты у меня красавица, девочка. Правда, грозна, как «полки со знамёнами». Но это ничего. Я переживу это. Ты только не смотри на меня так, отведи глазки-то. Вот, так-то лучше.
Да уж, ты прекрасна, спору нет. У меня, знаешь ли, шестьдесят жён, восемьдесят наложниц, а девок своих дворовых я даже не считаю. Но ты… Ёлы-палы!
Так, я не понял, это что за сборище?
— Это мы, царь, твои жёны, наложницы и дворовые девки. Хотим посмотреть на твою новую пассию. Как её звать, величать?
— Зовите её просто Суламифь. А чего на неё смотреть?
— Ну, не скажи, царь, тут есть на что глянуть. Какое бедро, с ума сойти! Какой круглый животик! А вот тут — как пшеничные колоски, как целый снопик. Ух, ты… А соски — это нечто, ты прав. Талия… Грудь, как виноградные гроздья… Мда.
— Я знаю, я уже это говорил. Не мешайте. Она, как пальма. Я вот сейчас влезу на эту пальму, обхвачу её ногами и буду нюхать эти гроздья.
— Подойди поближе, ласковый мой. Пойдём в поля, побродим туда-сюда. Дойдём до виноградников, а там я, пожалуй, и позволю тебе… поползать.
Жаль, дружочек, что ты не брат мне. Жаль, что мы не сосали вместе грудь моей матери. Тогда мы целовались бы в открытую, прямо на улице, и никто из прохожих слова худого обо мне не сказал бы. А так…
Видимо, осуждают. Видимо, девочка, которая попала в постель к Соломону, пользуется дурной репутацией. И очень огорчается по этому поводу.
— Я бы тогда привела тебя к себе домой, познакомила бы с матерью. Поила бы тебя вином.
А ты бы меня учил.
Вот. Соломон в который раз занимается учительством. Мастер!
— Есть у меня сестра младшенькая, так у неё даже сосков на груди нет. А у меня — ты только посмотри, царь — не соски, а башни. Гаубицы. Так что, смотри, не прогадай.
Ты свой виноградник распродал, Соломон, а мой «виноградничек» всегда при мне.
Так что, беги, родимый, не спотыкайся.
Вот такие «женоненавистнические» песенки пел Соломон.
Конец Песни песней.
Книга премудрости Соломона.
Соломон никак не уймётся.
«Любите справедливость!»
Тут впервые упоминается ад, душа и день суда. Но это не так уж важно. То ли Соломон перековался, то ли автора заменили.
«Дети прелюбодеев будут несовершенны, и семя беззаконного ложа исчезнет».