Если умножаются сыновья беззаконного, то под меч! И потомки беззаконного не насытятся хлебом. Оставшихся по нем смерть низведет во гроб, и вдовы их не будут плакать.
Если он наберет кучи серебра, как праха, и наготовит одежд, как грязи, то он наготовит, а одеваться будет праведник, и серебро получит себе на долю беспорочный.
У серебра есть источная жила, и у золота место, где его плавят. Железо получается из земли, из камня выплавляется медь.
Но где премудрость обретается? И где место разума? Не знает человек цены ее, и она не обретается на земле живых.
Бездна говорит: «Не во мне она», и море говорит: «Не у меня она». Не дается она за золото и не приобретается она за вес серебра. Не оценивается она ни драгоценным ониксом, ни сапфиром. А о кораллах и жемчуге и упоминать нечего.
Откуда же исходит премудрость? И где место разума?
Сокрыта она от очей всего живущего и от птиц небесных утаена. Бог знает путь ее, и он ведает место ее. Ибо он прозирает до концов земли и видит под всем небом. Когда назначал он устав дождю и путь для молнии громоносной, тогда он видел ее и явил ее, и сказал человеку: «Вот, страх Господень есть истинная премудрость, и удаление от зла — разум.
И продолжал Иов возвышенную речь свою и сказал:
— О, если бы я был, как в прежние месяцы, как в те дни, когда Бог хранил меня, когда светильник его светил над головою моею, и я при свете его ходил среди тьмы! О, если бы я был, как был я во дни молодости моей, когда милость Вседержителя была над шатром моим, когда еще были дети мои вокруг меня, когда пути мои обливались молоком, и скала источала для меня ручьи елея!
Ведь тогда я выходил к воротам города и на площади ставил седалище свое. Юноши, увидев меня, прятались, а старцы вставали и стояли, князья удерживались от речи и персты полагали на уста свои, а голос знатных умолкал, и язык их прилипал к гортани их.
Ухо, слышавшее меня, ублажало меня, а око видевшее восхваляло меня, потому что я спасал страдальца вопиющего и сироту беспомощного.
Благословение погибавшего приходило на меня, и сердцу вдовы доставлял я радость.
Я облекался в правду, и суд мой одевал меня, как мантия и увясло — головная повязка моя.
Я был глазами слепому и ногами хромому, отцом был я для нищих. И тяжбу, которой я не знал, разбирал внимательно. Сокрушал я беззаконному челюсти и из зубов его исторгал похищенное.
И говорил я: «В гнезде моем скончаюсь, и дни мои будут многи, как песок. Корень мой открыт для воды, и роса ночует на ветвях моих. Слава моя не стареет, лук мой крепок в руке моей».
Внимали мне и ожидали, и безмолвствовали при совете моем. После слов моих уже не рассуждали — речь моя капала на них.
Ждали меня, как дождя, и, как дождю позднему, открывали уста свои. И света лица моего они не помрачали.
Я назначал пути им и сидел во главе и жил, как царь, в кругу воинов, как утешитель плачущих.
А ныне смеются надо мною младшие меня летами, те, которых отцов я не согласился бы поместить с псами стад моих.
Бедностью и голодом истощенные, они убегают в степь безводную, мрачную и опустевшую, щиплют там зелень подле кустов, и ягоды можжевельника — хлеб их. Из общества изгоняют их, кричат на них, как на воров, чтобы жили они в рытвинах потоков, в ущельях земли и утесов.
Люди отверженные, люди без имени, отребье земли!
Их-то сделался я ныне песнью и пищею разговора их. Они гнушаются мною, удаляются от меня и не удерживаются плевать пред лицем моим. И все потому, что Бог развязал повод мой и поразил меня, а тогда и они сбросили с себя узду пред лицем моим.
Они пришли ко мне, как сквозь широкий пролом, с шумом бросились на меня. Ужасы устремились на меня. Как ветер, развеялось величие мое, и счастье мое унеслось, как облако.
И ныне изливается душа моя во мне: дни скорби объяли меня. Ночью ноют во мне кости мои, и жилы мои не имеют покоя.
С великим трудом снимается с меня одежда моя, даже края хитона моего жмут меня.
Бог бросил меня в грязь, и я стал, как прах и пепел.
И вот я стою и взываю к тебе! Ты же не внимаешь мне, ты только безучастно смотришь на меня. Ты сделался жестоким ко мне, крепкою рукою враждуешь против меня. Ты поднял меня и заставил меня носиться по ветру и сокрушаешь меня.
За что эти деяния твои, достойные более Диавола нежели Бога!
Не плакал ли я о том, кто был в горе? Не скорбела ли душа моя о бедных?
И вот, когда я чаял добра от тебя, пришло от тебя зло. Когда ожидал света, пришла тьма…
Мои внутренности кипят и не перестают. Встретили меня дни печали… Я хожу почернелый, но не от солнца. Моя кожа почернела на мне, и кости мои обгорели от жара.