1995
* * *
По утрам в полях столько слез,
Что в счастливом этом краю
Сам собою встаёт вопрос:
Так ли жизнь ты прожил твою?
Отпущу собаку с ремня,
В гору медленно поднимусь,
Вспомню тех, кто любил меня,
Попрощаюсь и повинюсь.
Не щедрот я в жизни искал,
А единства и полноты,
Да не выдалось: храм упал,
Над рекой развели мосты.
Злая слабость, лютая власть,
Та, что с детства душу вела,
Циклопически удалась:
Всё повыжгла во мне дотла,
Волю, разум, любовь и честь
Закавычила в кандалы,
И один я стою, как есть,
Посреди моей Шамбалы.
1994
* * *
Жизнь беспримерна. Пролистай века,
Помешкай в Лувре — и листай сначала:
Мы там с тобою, где ничья нога
От сотворенья мира не ступала.
На выдохе Эрата осеклась,
Бессонные у Мельпомены бденья,
Не отрывает Клия жадных глаз —
Вовек не знавшая недоуменья!
Припомни юность: кто помыслить мог,
Что и для нас возведены чертоги?
Что храм поднимется у наших ног —
И мы еще помедлим на пороге?
Не чудо ли? Упала пелена —
И небо над трущобой воссияло.
Без нас природа не была полна,
В ее садах волшебных не хватало
Колумбу — странствий, Казанове — дел
Сердечных, тел небесных — Галилею...
Гроша не дам за чудный их удел!
За наш вертеп — души не пожалею.
1994
* * *
Возьми в моём люблю не фабулу, не слово,
Не Эльдорадо ласк, а вечный капитал.
Я верю всей душой: блаженства столь живого
Никто и никогда ни с кем не обретал.
За вечностью, в садах, где Мойры шерсть овечью
Сучат на звёздный плед и птичий алфавит,
Меня окликнешь ты, и я тебе отвечу,
И мой ответный зов пространство искривит.
30 марта 1995
* * *
Уж если читать, так поэтов. Прозаик солжёт,
И правду сказав, а поэт, и солгав, осчастливит.
Душой затевается звуков блаженный комплот,
От сердца исходит мечта — и певец не сфальшивит.
Не слишком изыскан был харьковский этот старик,
Но болью напутствуем, гневом воодушевляем,
Любовью ведом, он в заветную область проник, —
И мы с благодарностью книгу его прочитаем.
1995
* * *
Свою вторую жизнь он так решил прожить:
Себе, с оглядкою на ближнего, служить,
Тщеты и суеты не числить наслажденьем,
Спокойный диалог затеять с провиденьем,
С первичной скудостью свой век соотнести,
Расчислить радости до смерти неизбежной,
Свечу под колпаком нести во тьме кромешной...
Разумный эгоист — что ангел во плоти.
Аскеза — вот соблазн и праздник небывалый
В разнузданной ночи Гоморры одичалой.
Океанический, творительный покой...
На первую же он давно махнул рукой.
1995
ОРИЕНТАЛИИ
1
Неужто выживем? Непостижим
Схвативший нас водоворот событий —
И пощадивший. Бочка под скалой.
Нас чудом вынесло на милый берег.
Дно высажено, жалкие пожитки
В камнях рассеяны, а в стороне
Еще родная злобствует стихия.
Но этот древний, выстраданный воздух
Уж слишком полон мыслью, слишком сладок,
Чтоб нам его могло недоставать...
Вавилонянин Мушезиб Мардук
Не нам ли шлёт поклон тысячелетний?
Он торговал на этих берегах,
А нам велит обзаводиться домом,
И мы попробуем...
Едва укладывается в сознаньи,
Где мы живём. Переверни бинокль
И посмотри — сквозь камни Хасмонеев,
Сквозь пыль Рамсесов и халдейский зной —
Туда, на жмущееся к стенке детство,
Картавое, в обидах, синяках,
Прозреньях и надеждах горделивых...
Там — рай прогорклый, коммунальный быт,
Сопенье примусов и керосинок,
Булыжный двор, сараи дровяные...
Неужто это было наяву?
Сентябрь. Хамсин. Палящая жара.
Слепяще бел иерусалимский камень.
Ты отправляешь дочку в магазин
За хлебом, сливками и кока-колой —
И не отвешиваешь серебро,
А жёлтую хрустящую бумажку
Суёшь ей в руку: это десять сиклей...
2
Обыденная жизнь в стране необычайной
Трудна еще и тем, что песня стеснена.
Здесь жезл миндалевый пронёс Иеремия —
Поймём ли, отчего так сокрушался он?
Освенцим, может быть, провидел, Хиросиму,
Эпоху дискотек... Избранничества дар
Тяжёл: поди посмей возвысить тут свой голос
На скифском языке!..
А всё-таки решусь: вон виноградник, там
И в полдень уголок тенистый мы отыщем.
Мне Суламифь туда дорогу указала.
Ее пророчеству не нужен перевод,
Как земледелию — истолкователь...
3
Памяти А. Г. Х.
Из мест, где снега и вороний грай,
Под старость попала ты в чудный край,
Гортанный, песчаный, кривой, верблюжий,
С жарой азиатской, с летейской стужей.
Слова, согревавшие душу там,
Сюда залетели, как птичий гам,
Пожухли под солнцем, осоловели, —
Глядишь, и могилу твою обсели.
Когда до меня докатилась весть,
Уж ты трое суток была не здесь,
Где листья акаций белы от пыли.
Лишь раз мы увиделись, поговорили.
Прости же... Позволь отлетевших птиц
Созвать с площадей мировых столиц.
Найдётся им пища и здесь, в Заречьи:
Я буду кормить их до новой встречи.
1984-95
ANNO DOMINI
Что этот год?! Пройдут и миллионы...
Геологический возникнет слой,
Машины в нём растают и колонны,
Пророчества отложатся золой.
Шепни, Тейяр, какими племенами
Наш мир наполнится в последний час,
Какие существа пройдут над нами
И к динозаврам приравняют нас?
Наш труд и стыд, влюблённость и беспечность
Суглинку станут крепью меловой,
Державинскую плюшевую вечность
Похоронив у нас над головой.
1994
* * *
Алле Геллих
Молодость склонна к эпосу, — значит, к утрате,
К долгой разлуке, к неутолённой любви.
Троя — вот ее нерв: там Зевс на подхвате,
Стройный сюжет, замешанный на крови.
Самоубийство ей кажется сильным ходом —
Правда, всё реже: всё-таки век не тот.
Скучно с милой квитаться или с народом,
Зная: Олимп и бровью не поведёт.
Помню, бродил я по городу днём погожим,
Ссору лелея и втайне собой гордясь,
А Каллиопа, дряхлея, врала: — Отложим!
Выдюжим, лишь бы пряжа не порвалась.