— Это твой жених? — улыбнулась заразительной улыбкой и, ослабив объятия, направилась к старшему, не обратив внимание на то, как широко распахнулся от удивления рот Исака.
«Что ж это я, имя то и не спросил»
— А как тебя зовут, — спохватился мальчик, но малышка, казалось, уже не слышала его.
— Привет, — девочка подошла к высокому парню совсем близко… взяла за руку. — Я Мика, а ты?
Эвен побледнел, что, конечно же, не ускользнуло от внимания Исака, в один момент оказавшегося рядом.
Но юноша жестом показал ему, что все в порядке. Присел перед девочкой на корточки и, погладив по щеке лучисто улыбающегося ангела, ответил ей:
— У тебя очень красивое имя, а меня зовут Эвен.
— И у тебя имя красивое, и сам ты красивый, — девочка взяла за руки обоих парней. — Когда я вырасту, у меня тоже будет красивый жених! — ну, как тут было удержаться от смеха всем троим.
Поздно вечером, когда до нового года оставались считанные минуты, Исак подозвал к себе новоиспеченную сестренку и протянул ей небольшой стекленный шарик, наподобие тех, что продают в качестве сувениров на Рождество. Только этот шар был не совсем обычным.
При встряхивании в нем начинали падать не снежные хлопья, а лепестки сакуры. А внутри был не сказочный рождественский персонаж, а традиционный японский домик.
Мика пришла в восторг от подарка, тут же задушила в объятиях Исака, да и Эвену досталось этой детской теплоты.
Девочка протянула ему свою любимую поделку.
— Вот, теперь у вас два волшебных журавлика! — малышка еще раз одарила своей чудесной улыбкой обоих и убежала к маме.
Следующей ночью, первой ночью в их новой квартире, в их новом году, Эвен протянул Исаку свой подарок:
— Ты не сердись на отца, только. Я знаю, что ты любишь читать, но, так как книг у тебя почти не осталось, я выбрал тут вот на свой вкус. Должно понравиться.
Исак улыбнулся любимому, нетерпеливо разрывая упаковку.
Под оберткой с рождественским орнаментом лежала книга.
— С Новым годом, любимый, — Эвен обнял своего мальчика со спины. — Спасибо тебе за мою новую жизнь.
— Это тебе спасибо, Эвен, — Исак развернулся в объятиях, прильнув к родным губам. — Это ты возродил меня к жизни. И за книгу тоже спасибо, я обязательно прочитаю, а теперь давай-ка спать, у нас завтра еще немало дел.
Уже ближе к полуночи, после часа нежных поцелуев, лежа в их с Эвеном теплой постели, с любимым, уснувшим на груди, Исак снова взял в руки подарок старшего.
«Край обетованный. Харуки Мураками» — Исак еще раз внимательно рассмотрел обложку и открыл на случайной странице.
«Реальность складывается из хаоса и противоречий, и, если их удалить, то, что останется, уже не будет реальностью» — гласил первый абзац на ней.
Мальчик задумался на какое-то время; затем закрыл книгу и отложил ее на прикроватную тумбочку, где лежала пара японских журавликов.
Поправил одеяло на Эвене, который уже давно мирно спал у него на груди; поцеловал в теплый лоб и, осторожно сомкнув объятия поверх спины своего парня, сам закрыл глаза.
«Да, наверное, автор прав. Мир и его реальность состоят из хаоса и противоречий. Но навести порядок в нем можно, начав со своей собственной маленькой вселенной. Моя вселенная — это жизнь с тобой, Эвен. И я даю слово, что ни одно живое существо не сможет разрушить нашей с тобой гармонии. Спи, мой любимый, а я буду с тобой — во всех возможных и невозможных вселенных. Всегда».
Комментарий к Часть 25
Вот и всё. Спасибо всем, кто читал эту работу! Спасибо за Ваши вдохновляющие комментарии и за то, что все-таки не дали мне написать ангстовое окончание с СОП.
Будьте счастливы в Новом году и берегите друг друга)))!!!
Так же, как берегут друг друга наши любимые мальчики)))^^
========== Бонус-часть. ==========
Комментарий к Бонус-часть.
Вы же понимаете: увидеть последние фото и видео Хенрика, иметь такую благодатную почву в виде готового фф и не вдохновиться на бонус-главу - это ж, практически, преступление)))
Глава - не пересказ увиденного. Она - продолжение фф и имеет больше отношение к нему. Все остальное - скорее для атмосферы. Бессмысленно пытаться ее понять, если не читали работу целиком. Буду рада, если прочтете)^^
Оглушающая тишина зимней комнаты. Ни единого вздоха, ни порыва робкого дыхания, ни взгляда, ни касания его прохладных ладоней.
Эвен один в скромной темноте. Его мальчик, его такой повзрослевший мальчик сегодня проводит ночь в доме отца: жена его три дня как уехала навестить родителей и взяла с собой девочек, а самому господину Вальтерсену нездоровится, вот Исак и вызвался побыть сегодня с ним. Настоял, чтобы Эвен остался дома: не хватало ему, чтобы еще и он подхватил вирус, с его-то давно ослабленным былыми несчастьями здоровьем.
Спорить юноша не стал. Знает наверняка: с «само-упрямство-Исаком» это не сработает. Особенно, когда речь идет о безопасности Эвена. Он, правда, заикнулся, что и сам мальчик рискует заразиться, если не принять необходимые меры предосторожности, но Исак так строго глянул на него, правда, тут же обняв и прижав эту вольно разбросавшихся по плечам волос голову к груди, что возражать было бы делом совершенно пропащим.
Эвен не спит. Сон не кладет тяжелого бремени на его веки, и тело его не спешит подчиниться призрачной невесомости. Он не спит. Он изучает взглядом и так знакомую комнату, задержав его на противоположной стене.
Там, возле двери, висит ниспадающими волнами старинное кимоно, цветом под стать мраку холодной ночи. А над ним скрещены два зачехленных меча. Все это — дары, присланные ему почти год назад из Японии. И отправитель их — его духовный учитель, служащий при храме, в котором Эвен когда-то изучал Бусидо и боевые искусства.
В послании учителя к дарам было лишь несколько слов: «помни, что истинный самурай хранит в сердце». Написаны они были по-японски. Эвен знал, о чем ему хотел напомнить его наставник. Но когда Исак попросил его перевести, он лишь слабо улыбнулся и солгал, что учитель просит его не забывать о такой теперь далекой для него восточной стране.
А теперь он лежит и не может отвести взгляда от предметов, что и правда не дают ему забыть ни только об этой стране… Нет, они, сами того не подозревая, бередят его давно усыпанные бесчисленными слоями соли раны, а того единственного, кто умел одним лишь дыханием лечить эти раны, нет сейчас рядом. Значит, придется справиться самому: заглянуть, пусть даже в последний раз в жизни, в глаза всем своим страхам и былой боли, побороть оживших, черпающих силу в черноте и холоде ночи демонов, выйти один на один с самым главным из них — страхом нового одиночества.
Но ведь его мальчик просто ушел на одну ночь. Он в доме отца. Он уже отправил с десяток сообщений, желая доброй ночи и в тысячный раз напоминая ему о своей любви. Он скоро вернется, надо просто дождаться утра, протянуть до рассвета.
Но в голову лезут строгие фразы из кодекса чести, перед глазами, подобно ивовым дамам на высоких туфлях сабо, плавно танцуют иероглифы, каждый из которых полон глубочайшего, постижимого лишь избранными, смысла.
«Если на войне самураю случится проиграть бой и он должен будет сложить голову, ему следует гордо назвать своё имя и умереть с улыбкой без унизительной поспешности…»
Но неужели в войне со страхами прошлого, вдруг восставшими, подобно фениксу из пепла, он проиграл?
Сегодня он должен пройти этот путь в одиночестве, каким бы пугающим оно не было.
Отключив телефон — последнюю внешнюю связь с Исаком — он встает с холодной постели и направляется к этим болезненно манящим его дарам из Японии.
Облачившись в эту летящую по ветру ткань, сняв со стены так часто удерживаемое им когда-то в изящных, но крепких руках оружие, тщательно причесав непокорные волосы и собрав верхние пряди в некогда привычный тугой хвост на затылке, Эвен придает завершенность облику последним штрихом: достает из ящика в прихожей глубоко спрятанные там от глаз любимого ослепительной белизны носки-таби и зимние туфли на плотной подошве, перетянутые кожаными ремнями.