Лет десять назад излюбленной темой карикатуристов были два бегуна тучный, задыхающийся дядя Сэм, которого обгоняет низкорослый поджарый японец. В 90-х годах роли переменились. У американской экономики как бы открылось второе дыхание, японская же, напротив, как бы исчерпала благоприятные факторы, которые позволили ей после войны вырваться вперед. В 50-х - 80-х годах Япония побеждала конкурентов потому, что активно приобретала зарубежные технологии, много экспортировала, мало потребляла. В этих условиях оправдывались такие патриархальные пережитки, как система пожизненного найма, сеть постоянных поставщиков и неизменных источников финансирования.
Глобализация экономической деятельности поставила под удар групповую мораль японцев, их клановую верность как основу трудовых отношений. Анонимное общее согласие, которое японцы привыкли ставить во главу угла, не оставляет места ни для личной ответственности, ни для личной инициативы. Такой социальный консерватизм утверждал дисциплину и гармонию, поощрял усердие и обеспечивал стабильность, но блокировал продвижение новых людей и новых идей.
Вступив в век Интернета, Страна восходящего солнца почувствовала, что за свои прежние успехи она заплатила дорогую цену - групповая мораль привела к утрате автономии индивидуума, к недооценке творческой инициативы. Теперь на Западе ждут, что Страна восходящего солнцанаконец сделает шаг в сторону американской модели. Действительно, вступая в 21-й век Япония предпринимает энергичные усилия, чтобы из "царства групп" превратиться в "царство личностей".
Однако Страна восходящего солнца по моему убеждению не станет подобием США даже в эпоху глобализации и информатизации. Она и прежде не раз знала радикальные перемены. но всегда менялась по-своему, по-японски, следуя мудрым принципам борцов дзюдо - уступить натиску, дабы устоять, идти на перемены, дабы остаться самим собой. Уверен, что так будет и на сей раз.
По-своему, по-английски, то есть с постоянной оглядкой на традиции прошлого, меняются англичане. По-своему, по-российски, наверное будем в новом веке меняться и мы.
Век Интернате делает небывало актуальным вопрос о том, как должна сочетаться глобализация всех форм человеческой деятельности с национальной самобытностью. Убежден, что привести человечество к подлинной гармонии может не принцип унификации, то есть навязывания неких общеобязательных стандартов,а принцип симфонизма, когда каждый народ, подобно музыкальному инструменту в оркестре, играет свою уникальную роль.
Всякий, кто впервые начинает изучать иностранный язык, знает, что куда легче запомнить слова, нежели осознать, что они могут сочетаться и управляться по совсем иным, чем у нас правилам. Грамматический строй родного языка тяготеет над нами как универсальный образец, пока мы не научимся признавать право на существование и за другими языками. Это в немалой степени относится и к национальному характеру, то есть как бы и грамматике жизни, которая труднее всего поддается изучению. Порой мы не можем понять иностранцев именно потому, что пытаемся втиснуть в наши грамматические формы эквиваленты их слов.
Чтобы понять зарубежную страну, важно преодолеть привычку подходить к другому народу со своими мерками. Нужно научиться переходить от вопросов "как?" к вопросам "Почему?", от журналистики описательной к журналистике аналитической. Мне кажется поэтому, что мое творческоекредо сохранит актуальность и в ХХI веке, а стало быть останутся нужными людям и мои книги.
Пусть вишня расцветет вновь
Судьба порой дарит нам удивительные совпадения. Когда я вновь попал в Японию на сравнительно долгий срок, мое место жительства оказалось буквально через дорогу от снесенного ныне двухэтажного домика, где я некогда писал свою "Ветку сакуры". Александр Твардовский опубликовал ее в "Новом мире" ровно тридцать лет назад. Книга эта многократно переиздавалась потом на многих языках, включая японский, и разошлась в пяти милионах экземпляров.
Попытка нарисовать психологический портрет зарубежного народа, создать как бы путеводитель по его душе, показать, что наша грамматика жизни отнюдь не универсальна, что нельзя мерить другие народы на свой аршин - была новшеством для тогдашней советской журналистики. Но "Ветка сакуры" вызвала в начале 70-х годов столь широкий резонанс не только как некое открытие Японии и японцев. Читатель увидел в ней нечто большее, чем думал сказать сам автор. Эта книга была воспринята общественностью как призыв смотреть на окружающий мир без идеологических шор. Самым большим комплиментом считаю фразу, сказанную мне тогда Константином Симоновым:
-- Для наших людей эта книга - такой же глоток свежего воздуха, как песни Окуджавы...
Однако именно из-за этого высокое начальство обвинило автора в "отсутствии классового подхода, в идеализации капиталистической действительности". Причем успех "Ветки сакуры" за рубежом, прежде всего в Японии, где вышло четыре ее издания, лишь ожесточал критиков. Дескать, наши идейные противники за бугром потому и ухватились за это сочинение, что оно льет воду на их мельницу.
Были причины и на то, что именно на рубеже 70-х годов "Ветка сакуры" особенно пришлась ко двору в Японии. Это был как раз пик послевоенного экономического чуда, когда национальная самооценка стала модной темой. "Ветка сакуры" удостоилась войти в тройку лучших книг, изданных в виде сборника "Иностранцы о нас". Горжусь, что мне довелось слышать добрые слова о ней и от таких читателей, как премьер-министры Накасонэ и Обути.
Пару лет назад после телевизионного интервью, данного мне в Токио для ОРТ, Обути сказал, что в Японии выросло новое поколение читателей "Ветки сакуры" и что текст книги пора обновить с учетом произошедших за тридцать лет перемен. Думаю, что именно это пожелание покойного премьера, а также содействие министра посольства Японии в России господина Кавато привели к тому, что я вновь оказался в Токио.
Японский фонд - полуправительственная организация под патронажем МИДа, содействующая углублению взаимопонимания между Японией и зарубежными странами, пригласила меня в Токио на три месяца, "чтобы обновить "Ветку сакуры", которая надолго стала бестселлером в обеих наших странах".Так я вновь оказался в Японии, чтобы написать о том, как изменилась Страна восходящего солнца за последние три десятилетия.