— А еще есть?
— Есть, да не про твою честь... Да ты сходи, Якун, на торг, сам все пощупай руками.
— А откель у них такая посуда, спрашивал?
— Ну... Набрали все в рот воды и молчат. Однако девица та по секрету поведала мне, что ходили их купцы за три моря, да оттуда такую утварь и привезли.
— Брешет...
— Да брехать-то, может, и брешет от неведения своего, однако она мне еще пряности предлагала. Значит, с полудня привезли сие богатство.
Снаружи раздался громкий окрик, тяжелые шаги простучали по половицам и над собеседниками навис тяжелой темной громадиной Кузьма, играя желваками на скулах.
— Знал, сволота? — его кулаки ощутимо сжались. — Знал про делишки Онуфрия с ивановскими?
— Да ты что, Кузьма? — начал привставать Якун. — Про что ты?
— Ты один из нас с ним общался и знать мог про то.
— Про что? Ведать не ведаю ничего, кроме его похода в Булгар, Кузьма. Хочешь, побожусь? — Якун вынул большой серебряный крест из-под нательной рубахи и, поцеловав его, истово перекрестился.
— Выдь отседова, Федька! Иди прочь, говорю, ежели не хочешь, чтобы тебе уши отрезали по приезде в Новгород... То-то же. Вот что, Якун, — Кузьма тяжело опустился на полати и потер ладонями лицо. — Говорил я с новгородцем тем. Девок муромских, да мордовских Онуфрий мыслил с татями тамошними в Булгар свозить. И не его умом то дело замышлено, сам понимаешь... Если наследил он там, то вовек не отмоемся за свои расспросы перед князем местным. Да и листья уже желтеть начали, так что при малейшей задержке зимовать там придется. Дело свое мы сделали, весть донесем про то, как Онуфрий дни свои кончил. А отомстить за него — не судьба, да и не хочется мне, Якун, безвинных людей губить и ратников своих при этом класть. А положим многих, если свару затеем... Пусть ивановские сами разбираются. И про девок муромских им ни гу-гу. Понял? А то порешат нас с тобой, и пикнуть не успеешь! Или ушлют на гиблое дело. Так что ты как хочешь, а я распродаюсь и ухожу. Не грозит Захарию тут беда, да и за лечение я серебра отсыплю. А за порядком на ушкуе смотреть того же Федьки хватит. Тем более девица одна товар мне с выгодой предложила. Успеть бы его в Новгород привезти, да по посадам до зимы пройтись.
— Ах-ха-ха... — Якун начал захлебываться смехом. — Статная да пригожая такая че-че... черемиска? Прости... ты меня, Христа ради, столько на меня навалилось, не выдержал я...
— Так что с той черемиской неладно?
— Беги быстрее, пока Федька у нее обещанный тебе товар не перенял. Ох-ха-ха...
Глава 2
Шум и сутолока царили недалеко от тына Переяславки в полном своем великолепии. Продолжительный ливень унялся еще вчера, оставив на склонах холмов грязные подтеки, слегка влажную землю и утреннюю прохладу, заставляя высыпавший на торг люд ежиться и кутаться в теплые одежды. Неяркое осеннее солнце подсушивало луговую землю и скакало зайчиками по пажити, отражаясь от многочисленных доспехов, растекшихся волной вдоль склона холма. Именно там, прямо на чуть пожухлой траве расположились торговцы, выставив на всеобщее обозрение свои товары и привлекая окрестный люд протяжными, громкими возгласами. Большая их часть, несмотря на радостные улыбки, с которыми они зазывали к себе покупателей, была недоверчиво обряжена в брони и лишь тонкие конопляные веревочки, перевязывающие крест накрест оголовья мечей и ножны хранили хрупкое равновесие на торгу.
Ближе к ушкуям заняли места те новгородцы, которым поручили заниматься продажей сукна. Они сложили на предварительно собранных жердяных настилах несколько рулонов сукна и развесили рядом разнообразные отрезы материи для всеобщего обозрения. Около этих невысоких помостов постоянно толкались бабы, щупая серую заморскую ткань и бросая восхищенные взгляды на вывешенные рядом лоскутки парчи алого и синего цветов. Последние были выставлены не столько ради продажи, сколько ради показа, что приезжие купцы не лыком шиты, и товар у них есть на любого покупателя, платил бы только запрашиваемую цену.
Еще чуть ближе к веси разместились торговцы нитками, иголками, затейливыми гребнями из кости морского зверя, разноцветными бусами и мелкими скобяными изделиями. А совсем близко от ворот нашел свое место переяславский и отяцкий мастеровой люд, стекшийся со всех окрестных поселений и вынесший на всеобщее обозрение затейливые глиняные горшки и кувшины, резные деревянные игрушки, прялки, долбленые корыта и остальную мелочь, на которую хватило времени долгими зимними вечерами. Между ними вперемешку расположились несколько новгородцев, чрезвычайно обрадованные тем, что пошлин никто не спрашивает, а свое купеческое начальство куда-то делось и торговать им разной мелочевкой никто не запрещает.