Никсон рассматривал кампанию бомбардировок как средство оказания давления на Север, которое американские избиратели — согласно опросам общественного мнения, которые президент внимательно изучал, — считали приемлемым и даже, что любопытно, фактически одобряли, в отличие от использования наземных сил. Впоследствии возникнут споры о том, в какой мере эскалация бомбардировок была обусловлена дипломатическими императивами, а в какой — маниакальной личной одержимостью президента подчинить коммунистов своей воле. Исследователи продолжают горячо обсуждать нюансы и сроки изменения позиции США в ходе процесса мирного урегулирования во Вьетнаме, однако эти конкретные детали вряд ли имеют большое значение. Ключевые реалии были ясны и однозначны, откладывалось только время их окончательного признания: Соединенные Штаты приняли решение уйти из Вьетнама, и теперь едва ли не единственным, что их заботило, была судьба американских граждан, находившихся в руках коммунистов. На эту проблему было потрачено много слов и сил, впрочем, абсолютно впустую, поскольку было очевидно, что Ханой освободит военнопленных, как только последние американские войска покинут Вьетнам. Как заметил стрелок B-52 Джек Кортел, «возвращение наших парней из плена оставалось единственным, что давало нам чувство цели»[1222].
Между тем воля южновьетнамского народа к продолжению борьбы и готовность их армии защищать сайгонский режим почти иссякли. Как писал майор ВСРВ Нгуен Конг Луан, они с сослуживцами обсудили сотню с лишним южновьетнамских генералов и пришли к выводу, что среди них всего двадцать были компетентными и честными офицерами, еще десять — безнадежно коррумпированными и бездарными, а остальные находились где-то в промежутке между ними[1223]. В ходе серьезного обсуждения с американскими военными, как поднять боевой дух южновьетнамских войск, генерал Нго Зу предложил вернуть некогда действовавшую во французской армии систему мобильных полевых борделей[1224]. Один молодой офицер ВСРВ в интервью британскому корреспонденту с гордостью сказал, что он и его лучший друг служат в небоевой части: «Нам не приходится никого убивать, чему мы очень рады»[1225].
Ни у Никсона, ни у Киссинджера, ни у кого-либо другого не было иллюзий насчет того, какая судьба ожидает Южный Вьетнам после ухода американцев. Но президента и его ближайшего советника отныне заботило только одно: обеспечить «пристойную паузу» продолжительностью от полутора до двух лет между их уходом и падением режима, чтобы сохранить видимость приверженности США своим обещаниям. Эти двое были гораздо честнее с врагами Америки — Китаем и СССР, чем с ее друзьями. Их почитатели оправдывают их тем, что, во-первых, президенту и советнику досталось тяжелое наследство: им нужно было вывести свою страну из войны, которая была начата не ими, и, во-вторых, они делали все возможное, чтобы как можно лучше разыграть унаследованную ими проигрышную комбинацию. Первый из этих двух аргументов справедлив, однако историческое обвинение против них заключается в том, что они еще несколько лет продолжали бессмысленную бойню с единственной целью: из соображений собственной политической выгоды скрыть от американского электората неизбежность унизительного поражения в Индокитае.
В начале 1972 г. майор Уолт Бумер служил советником в южновьетнамском батальоне морской пехоты на базе «Содж» в провинции Куангчи. Перед его очередным отъездом во Вьетнам из Бетесда, Мэриленд, его жена Адель с обреченным недоумением сказала: «Я не могу понять, почему ты это делаешь». На что Бумер ответил: «Это мой долг. Я — солдат»[1226]. Прибыв в Дананг, он был потрясен увиденным: огромные базы, покинутые американскими военными, стояли в запустении, уже тронутые следами разрушения. Он обнаружил, что вьетнамские морпехи ненавидели его предшественника за высокомерно-презрительную манеру общения, и ему пришлось потратить немало времени и сил, чтобы наладить контакт. Бумер был обеспокоен огромной пропастью между офицерами и рядовыми: «Майор насаждал дисциплину, лупя всех направо и налево своей тростью. Я знал, что, когда мы окажемся в тяжелой ситуации, это вызовет большие проблемы. Мне было одиноко — я много читал, много тренировался. Признаться, мне было некомфортно с ними. Они не хотели больше воевать — они выгорели». Американец настаивал на ведении активного патрулирования, но после того, как одна группа оказалась втянутой в интенсивный огневой контакт, майор отказался посылать своих людей в патрули. «Мы должны помешать им наращивать силы!» — попытался настоять Бумер. В ответ вьетнамец только пожал плечам: «У нас не хватит для этого сил». Американец не считал их трусами: «Просто у них был такой менталитет: не рисковать своей головой, когда этого можно избежать». Однако в скором времени сотни тысяч южновьетнамских солдат и офицеров стали перед необходимостью противостоять реальной и неумолимой угрозе, сражаясь не на жизнь, а на смерть за выживание своей страны.