2 мая во второй половине дня американские советники у реки Мичань, к югу от г. Куангчи, наблюдали за отступлением жалких остатков пехотной дивизии, четырех отрядов рейнджеров, бронетанковой бригады, двух кавалерийских рот, бригады морской пехоты, а также нескольких отрядов Региональных и Народных сил и подразделений боевого обеспечения. Мало кто из этих выживших солдат и офицеров проявил доблесть на поле боя, но люди с гордостью пересказывали друг другу историю о Динь Тхи Тхать, жене сержант-майора ВСРВ: когда северяне захватили ее деревушку севернее Куангчи, она несколько недель, рискуя жизнью, прятала в своем погребе дюжину южновьетнамских солдат, а затем благополучно отвела их в расположение южновьетнамских сил.
Отступление становилось все более хаотичным. Один офицер бронетанковых войск позже вспоминал: «Боже, как описать ту трагедию, которая постигла нас на шоссе № 1! Люди двигались без всякого порядка, дорога впереди оказалась заблокированной врагом, который также теснил нас с тыла, обрушивая на головы град снарядов»[1256]. Некоторые отчаявшиеся танкисты нажали на газ и утопили свои M-48 в реке Тхатьхан. Другие бросили в люки осветительные гранаты и, попрощавшись со своими горящими машинами, присоединились к потоку беглецов, пробирающихся через ручьи и заболоченные поля к Хюэ.
В ответ на жалобы южновьетнамцев, что им не хватает оружия и техники, Абрамс негодовал: «Им не хватает танков не потому, что они теряют их в бою! Их чертовы танкисты просто бросают свои машины и бегут! Даже дай им сотни ИС-3[1257], им бы это не помогло!» Он пытался вразумить президента Тхиеу и начальника штаба ВСРВ генерала Вьена: «Вам нужно не вооружение. Вам нужны люди, которые будут воевать. Офицеры, которые будут сражаться и вести за собой людей… Оружия и техники у вас в избытке… Вы лишились бо́льшей части вашей артиллерии не в бою, а потому, что ваши люди ее бросили». Многие западные СМИ предрекали, что разворачивающаяся на полях сражений катастрофа опустит занавес над южновьетнамским проектом.
Колонна санитарного транспорта с последними 300 пациентами военного госпиталя в Куангчи вместе с толпой беженцев медленно двигалась на юг по шоссе № 1, когда начался артобстрел[1258]. Некоторые машины скорой помощи получили прямые попадания и превратились в искореженные груды металлолома. Доктор Фам Вьет Ту, медик воздушно-десантных войск, позже писал: «Вокруг нас были сотни автомобилей, грузовиков, велосипедов и мотоциклов, изрешеченных пулями и осколками снарядов, некоторые из них сгорели дотла. Всюду на дороге валялись человеческие тела… Меня захлестнула острая волна жалости, когда я увидел труп двухлетнего малыша в большом алюминиевом тазу. Рядом с останками его матери лежала пара крошечных резиновых сандалий»[1259].
К удивлению и огромному облегчению Абрамса и командования ВСРВ, после взятия Куангчи северяне не продолжили наступление на Хюэ, дорога на который была открыта. Один офицер ВСРВ писал: «В Хюэ царило полное беззаконие. Небольшой контингент местной и военной полиции был не в состоянии контролировать нахлынувшие массы беженцев и солдат, поэтому в городе был разгул воровства, грабежей, угонов автомобилей. Рядом с дорогами сидело множество потерявшихся детей, от малышей до подростков, — они плакали и пытались высмотреть в проходящей мимо толпе своих родителей. Я увидел мальчика лет 12, стоявшего под деревом на обочине дороги. Одной рукой он держал трехлетнего брата, а в другой руке листок бумаги, на котором было написано: „Мы дети г-на Суан Куанг Чи. Мы потеряли наших родителей. Пожалуйста, помогите нам“»[1260].
Сотни коротких записок были нацарапаны мелом или углем на стенах или карандашом на клочках бумаги, приклеенных вареным рисом к стволам деревьев: «Рядовому Нгуен Ван Ба, 1/57 бат. Мы с детьми уехали к тетушке в Дананг»[1261], или «Капрал Бай 3/2 пех. моей жене: Я жив и воюю. Да поможет Будда тебе и нашим детям», или «Жена Хоа мужу сржт. Чыонгу РС [Региональных сил] в Куангчи. Вчера минометная бомба убила нашу малышку. Сын цел, он со мной. Не волнуйся за нас и не дезертируй». Миссис Бонг, домохозяйка из Хюэ, потерявшая нескольких сыновей во время Тетского наступления 1968 г., писала своей подруге: «Мой единственный сын, оставшийся в живых, покинул дом. Я осталась одна с дочерью и маленьким внуком. Мне так одиноко. Если моего дорогого мальчика тоже убьют, не знаю, как я это переживу. Кажется, эта ужасная война никогда не закончится… Мои бедные дети»[1262].