Вернувшись в Вашингтон, Киссинджер поспешно продолжил делать то, в чем обвинял его Тхиеу: первым делом он пригласил советского посла Добрынина в Белый дом и попросил Москву объяснить Ханою, что за две недели до выборов администрации США приходится публично говорить и действовать так, чтобы избежать открытого разрыва с Сайгоном. Он также умолял Москву надавить на руководство Северного Вьетнама, чтобы оно согласилось хотя бы на символический вывод войск с Юга. «Ханой может решить, что мы намеренно затягиваем подписание сделки, чтобы дождаться 7 ноября, а затем продолжить бомбардировки или что-то в этом роде, — сказал Киссинджер советскому послу. — Но я даю вам клятвенное заверение от лица президента, что это не так»[1312]. В тот же самый момент в Овальном кабинете на другом конце коридора Никсон сказал Александеру Хейгу: «После выборов мы разбомбим их к чертовой матери. Пока я не стал говорить об этом Генри, но мы это сделаем».
Все в Белом доме старались убедить друг друга в том, что предательство Южного Вьетнама вовсе не было предательством как таковым, поскольку сайгонский режим по большому счету никогда не был легитимным правительством. Хейг сказал Никсону: «Если Тхиеу не способен победить с миллионной армией и всем тем оружием, что у него есть, он не стоит того, чтобы его спасать!» Киссинджер сказал Никсону: «Я пришел к заключению, господин президент, как бы неприятно мне ни было об этом говорить, что вся система в Южном Вьетнаме выстроена вокруг войны, которую мы ведем, и эти парни попросту не могут себе представить, как они будут жить при мире. Они напуганы не столько коммунистами. Их пугает перспектива мира»[1313].
Обсуждая с Никсоном вероятность слишком быстрого краха сайгонского режима, Киссинджер уверенно заявил: «Я думаю, что мы с честью выпутаемся из этого дела. Они не рухнут так быстро». 24 октября он сказал китайскому послу с характерным для себя самоуничижительным остроумием: «Кажется, я добился единства среди вьетнамцев — те и другие меня ненавидят». Ожидая своей машины, посол спросил у помощника Киссинджера, есть ли надежда на то, что соглашение будет подписано до дня выборов. Тот ответил, что такая задержка играет на руку коммунистам: если ссора с Сайгоном случится до 7 ноября, президент будет вынужден занять его сторону против Ханоя; после выборов все будет наоборот[1314]. Администрация дала понять Москве и Пекину, что не питает никаких иллюзий насчет того, что Северный Вьетнам будет соблюдать условия мирного соглашения: ей просто нужна его подпись на официальных документах.
Во всех странах лидеры и их ближайшие советники обсуждают государственные дела так же откровенно, как это делали Никсон и Киссинджер, но никогда прежде эти разговоры не записывались на магнитофонную пленку, чтобы впоследствии разоблачить перед миром всю глубину их цинизма. Однако единственный вопрос, который по-настоящему важен для потомков, состоит в том, был ли у этих людей реальный выбор. Невозможность выиграть эту войну стала очевидной еще до того, как Никсон пришел в Белый дом. Режим Тхиеу не сумел мобилизовать поддержку собственного народа, очень мало делая для его для благополучия, и только будущее показало, что коммунисты будут делать еще меньше. Преступление Никсона, если это можно назвать преступлением, где Киссинджер был главным посредником, состояло в том, что он принес в жертву жизни 21 000 американцев и несравнимо больше жизней вьетнамцев только ради того, чтобы осуществить серию военных и дипломатических маневров, призванных послужить не интересам народов Индокитая, но внутриполитическим интересам самого президента.
В некоторой мере американский электорат может быть признан соучастником: даже в последние годы войны многие избиратели продолжали надеяться на такой исход, который не нанес бы болезненного удара по национальной гордости. Никсон и Киссинджер пытались удовлетворить это ожидание, но не как ответственные государственные мужи, а как плотники, сколотившие шаткие театральные подмостки с мало-мальски пристойными декорациями, рассчитанные на пару сезонов — до и после выборов 1972 г. Их режиссерский талант в постановке этого фарса, безусловно, заслуживает аплодисментов, чего нельзя сказать об их моральных качествах. Киссинджер показал, что не владеет и толикой мастерства в искусстве «реальной политики», которую он проповедовал. 23 октября он сказал Тхиеу: «Соединенные Штаты никогда не пожертвуют надежным другом». Два дня спустя в Вашингтоне он поделился с министром торговли Питом Петерсоном: «У меня только одно желание — стравить вьетнамцев между собой, чтобы они как можно больше поубивали друг друга».