Могло ли вмешательство США завершиться другим исходом? Многие американцы, такие как Фрэнк Скоттон, Даг Рэмзи, Сид Берри и другие, отправились во Вьетнам, вдохновленные высочайшими идеалами. Скоттон вспоминает, что его коллега Джон Пол Ванн как-то ему сказал: «Мы дали вьетнамцам массивный военный самолет и помогли подняться высоко в небо. Теперь нам нужно помочь им спуститься вниз настолько мягко, насколько это возможно, чтобы они не разбились»[1503]. Скоттон спросил зачем. Ванн ответил: «Так будет больше выживших». Однажды Скоттон и Ванн приземлились на крошечном наблюдательном вертолете на форпосте Региональных сил, который ночью подвергся атаке. Они с трудом втиснули в кабину тяжелораненого солдата и полетели в ближайший госпиталь в Плейку. Вьетнамец истекал кровью на коленях у Скоттона и умер в воздухе. Когда они приземлились, Ванн яростно стучал кулаком по лобовому стеклу, не переставая повторять: «Еще двадцать минут! Всего двадцать минут, и он бы выжил!» «Джон не знал этого парня, — сказал Скоттон, — но переживал за него как за близкого друга, потому что он был на нашей стороне».
Это трогательная история, однако фатальная порочность американского вмешательства во Вьетнаме заключалась в том, что США двигали не интересы вьетнамского народа, а интересы внутренней и внешней политики, в первую очередь необходимость сдерживания Китая. Решения об эскалации, последовательно принимавшиеся администрациями США, вызывают у потомков недоумение, поскольку все ключевые игроки признавали слабость сайгонского режима как фундамента для возведения американского здания. В 1965 г. Объединенный комитет начальников штабов предупредил Макнамару об «отсутствии жизнеспособной политической и экономической структуры… и стабильности в центральном правительстве… о низком моральном состоянии правящих элит и некомпетентности чиновников госаппарата… Решение этих проблем, в первую очередь политическими методами, имеет ключевое значение для окончательного подавления повстанческого движения»[1504]. Тем не менее американские лидеры один за другим продолжали считать, что все эти сложные политические и социальные проблемы могут быть преодолены применением подавляющей военной мощи — словно огнеметом можно прополоть сорняки на цветочной клумбе.
Поскольку именно это заблуждение и было главной причиной провала политики США во Вьетнаме, вряд ли справедливо возлагать всю вину на генералов, насколько бы невпечатляющими ни были некоторые из них. В 1964 г. Уильям Уэстморленд с гордостью принял назначение на самую важную командную должность в вооруженных силах США со времен корейского перемирия. Четыре года спустя он превратился в козла отпущения, главного виновника национального унижения. Как верно заметил Дэвид Эллиотт, «умного способа вести эту войну попросту не существовало»[1505]. Генерал Джеймс Гэвин был одним из тех, кто изначально предупреждал о провале военных усилий: «Когда вы вынуждены по пять-шесть раз захватывать одну и ту же деревню, гибнет очень много мирных жителей. Меняется весь образ жизни… По мере того как война затягивается, мы собственноручно уничтожаем ту цель, ради которой начали воевать»[1506].
Не говоря уже о военных последствиях, принимающим решения лицам в США следует вменить в вину и то, что они, намеренно или нет, проигнорировали экономическое и культурное воздействие, связанное с присутствием огромной иностранной армии в слаборазвитой сельскохозяйственной азиатской стране. Вьетнамский секретарь в Агентстве США по международному развитию зарабатывал больше, чем полковник ВСРВ. Бульдозеры и бронетехника, стальные контейнеры и антенны, стены из мешков с песком и заграждения из колючей проволоки разрушили девственную красоту этой страны еще до того, как начали палить пушки, над головой кружиться вертолеты, а гигантские солдаты покупать сексуальные услуги у миниатюрных местных женщин. Это проклятие не было уникальным для Вьетнама, но сопутствовало всем западным военным вмешательствам в странах третьего мира, какими бы благими намерениями эти вмешательства ни были движимы.
Важное пропагандистское преимущество коммунистов состояло в том, что они были почти невидимы для большинства людей бо́льшую часть времени. Они оставляли за собой едва заметный след, в отличие от американцев, которых некоторые образованные вьетнамцы сравнивали с гигантом из фантастического фильма — шагающим по земле тяжелой, неуклюжей поступью, с оглушительным грохотом, давя на своем пути хрупкие человеческие жилища. В XXI в. западное военное командование так и не поняло, насколько глупо посылать своих солдат вести так называемые войны среди народа в бронежилетах, шлемах и темных очках, придающих им вид роботов-убийц, к которым не только невозможно испытывать симпатию, но и даже признать в них человеческих существ{66}.