Всеобщее прекращение огня во Вьетнаме вступило в силу 27 июля. Секретарь ЦУЮВ Ле Зуан, который много лет вел подпольную жизнь в дельте Меконга, раздобыл ручную железнодорожную дрезину и отправился объезжать подведомственные ему южные территории. На Севере коммунисты примеряли на себя новую роль хозяев государства. 9 октября французская армия покинула Ханой, сопроводив свое отбытие вызывающе помпезными церемониями, что заставило одного американского наблюдателя сравнить французов с Дон Кихотом, который сражается с ветряными мельницами. Под бравурные звуки духового оркестра, грохот барабанов и лязганье цимбал генерал Рене Коньи, импресарио катастрофы в Дьенбьенфу, приветствовал марширующие полки — парашютистов, легионеров, морских пехотинцев, сенегальцев, североафриканцев, за которыми двигались колонны бронетехники, пережевывавшие мягкий асфальт ханойских улиц. Покидая Индокитай, французы не проявили ни капли благодарности и благородства. Верные своей политике выжженной земли, бывшие колонизаторы забрали с собой или уничтожили все, что могло иметь хоть какую-то ценность для победителей.
10-летнему Доан Фыонг Хаю показалось, что трубы покидающих Ханой французов «трубили так печально, будто рыдали»[120]. Стоял промозглый ветреный день, когда они в последний раз спустили флаг над своей цитаделью. Двое сержантов свернули промокший триколор и передали его генералу, который, в свою очередь, отдал его командиру гарнизона. Оркестр заиграл «Марсельезу», и вовремя заморосивший дождь скрыл слезы, выступившие на глазах многих офицеров и солдат. Затем гарнизон погрузился на грузовики и уехал в сторону порта. 75-летняя эпоха французского колониального правления в Ханое подошла к концу.
На смену уехавшим французам сначала прибыли представители МКК — «офицеры индийской армии со стеками и топорщащимися гвардейскими усами, бледнолицые поляки в странных треугольных фуражках и вечно пьяные канадцы, болтающие на своем непонятном французском»[121]. Им на смену пришли победители — первые отряды армии Зяпа. Вот как описывал их прибытие Говард Симпсон: «Они шли двумя колоннами по двое, по одной на каждой стороне улицы: маленькие люди в оливково-серой униформе, в самодельных шлемах, сплетенных из листьев и обтянутых тканью и камуфляжной сеткой. Нагруженные оружием и снаряжением, „бодой“ (солдаты армии Северного Вьетнама) 308-й дивизии вошли в незнакомую им городскую среду. Они шли почти беззвучно; было слышно лишь мягкое шарканье сотен дешевых теннисных тапок по асфальту: вступление Вьетминя в Ханой было, пожалуй, самым тихим маршем победителей в истории»[122]. Бывшие крестьяне удивленно глазели на великолепные здания и широкие проспекты — свой военный трофей. Их приветствовали толпы людей, что, впрочем, не было стихийным проявлением народной любви: партработники несколько дней колесили по городу, убеждая сомневающихся горожан в том, что встретить победителей с энтузиазмом — в их интересах.
В толпе встречавших выделялась громоздкая фигура американского майора Люсьена Конейна по прозвищу Черный Луиджи, Лу-Лу или Трехпалый Лу. Уроженец Парижа, он вырос в Америке и в 1939 г. вернулся на родину, чтобы воевать с фашистами во французской армии. После ее капитуляции Лу поступил на службу в американское Управление стратегических служб и выполнял задания в Европе и на юге Китая. Теперь же, как сотруднику американской Военной миссии во главе с полковником Эдвардом Лансдейлом, ему было поручено заняться созданием подпольных диверсионно-разведывательных групп для работы на территории Северного Вьетнама. Конейн был карикатурой на сотрудника секретной службы — любитель крепко выпить, не сдержанный на язык, с бандитскими замашками и вспыльчивым нравом: рассказывали, что однажды он разрядил всю обойму своего кольта.45 калибра в заглохший автомобильный двигатель. Глядя на колонну марширующих бодой, Лу вдруг вскинул в воздух кулак и крикнул по-вьетнамски «Да здравствует Хо Ши Мин!», чем вызвал одобрительные возгласы стоявших вокруг коммунистов[123]. Они так и не поняли, что он попросту над ними насмехался, что будет продолжать делать на протяжении еще многих лет.