В конце 1960 г. движение сопротивления было официально переименовано в Национальный фронт освобождения Южного Вьетнама, сокращенно НФОЮВ. Важно отметить, что, хотя все ее лидеры были коммунистами, эта военно-политическая организация позиционировала себя как коалиция патриотических сил. Новому президенту США Джону Кеннеди ее охарактеризовали как политическую силу, которая представляет собой неприемлемую угрозу для свободы и демократии в Юго-Восточной Азии. В принятой на учредительном конгрессе Программе действий НФОЮВ провозгласил своими целями достижение социального единства на Юге; свержение режима Зьема; изгнание американцев; перераспределение земли; воссоединение страны путем переговоров[187]. О строительстве сталинского общества, о котором мечтал Ле Зуан, не упоминалось ни словом.
В годы, последовавшие за Женевскими соглашениями, обе части разделенного Вьетнама постигла одинаково несчастливая участь: обе новорожденные страны оказались под властью некомпетентных и бесчеловечных правительств. Если бы крестьяне на Юге знали о тяжелом положении своих северных собратьев, возможно, они бы не так роптали: по крайней мере, на Юге мало кто голодал. Американцы ошибочно видели в разгорающемся пламени революционной партизанской войны руку Москвы и Пекина. На самом же деле до 1959 г. сопротивление сайгонскому режиму носило стихийный характер и опиралось только на местные силы. После этого оно несколько лет получало помощь от Северного Вьетнама без какого-либо вмешательства иностранных государств.
Ле Зуан был ключевой фигурой, стоявшей за возобновлением борьбы за объединение страны: трудно переоценить его личную роль в том, что произошло дальше. Что касается других членов Политбюро, то справедливым будет предположить, что многие из них приветствовали войну на Юге как способ избежать признания того, что их политика потерпела полный провал внутри страны, или же чтобы дать новый смысл жизни своему обнищавшему народу. На их удачу, «империалистический враг», необходимый для существования режима, сделал ставку на «дохлого осла», коим оказался Нго Динь Зьем. По большому счету, в войне, которая постепенно разгоралась, ни одна из сторон не заслуживала победы.
Глава 6. Кеннеди готовит сцену
«Они потеряют страну, если только…»
Когда Дуайт Эйзенхауэр информировал своего преемника Джона Кеннеди о спектре вопросов, с которыми тому придется столкнуться на посту президента, он ни словом не упомянул про Вьетнам, но на соседний Лаос обрушился со всей резкостью старого вояки. По словам Эйзенхауэра, Госдепартамент предупредил его, что Лаос был «нацией гомосексуалистов»[188], и это позабавило Кеннеди. Лаос первая кость домино, утверждал уходящий президент, падение которой повлечет за собой сначала соседний Таиланд, а затем и всю Юго-Восточную Азию. Именно Лаос станет для нового главнокомандующего испытанием на твердость духа, обрядом инициации. Для последующих поколений такой взгляд мог бы показаться странным, но многие современные наблюдатели видели ситуацию именно так. Лаос, некогда известный как «земля миллиона слонов», в те дни оказался в центре внимания мировой общественности и СМИ как арена противостояния между коммунистическими и антикоммунистическими силами. В 1960 г. газета The New York Times посвятила этой крошечной стране с дикой и малозаселенной территорией в три раза больше печатной площади, чем Вьетнаму.
Лаосский народ или, вернее, множество этнических групп, которые его составляют, озадачивал внешний мир тем, что, казалось, со смехом шел через все политические потрясения, голод, гражданские войны и привнесенные извне трагедии последних ста лет. Лаосцы обожали шумные празднования и фаллические шутки; неудивительно, что их любимым праздником был весенний фестиваль ракет, когда каждый делал собственную пиротехническую ракету, иногда огромных размеров, и запускал ее со смертельным риском для жизни и имущества. В октябре 1953 г. Франция предоставила Лаосу независимость. Подозревая, что Китай и СССР пытаются присоединить его к коммунистическому лагерю, в конце 1950-х гг. США начали вливать в Лаос деньги. После посещения страны журналист The Wall Street Journal писал, что ее руководство «с упоением купается в американской помощи», покупая большие машины и холодильники, в то время как среднегодовой доход на душу населения составляет всего $150. Интерес ЦРУ к Лаосу в немалой степени был вызван тем, что его агенты, такие как техасец Билл Лаир, влюбились в этот новый театр противостояния коммунистической угрозе. Коллега Лаира Роберт Эмори позже сказал, что многие сотрудники ЦРУ рассматривали Лаос как «отличное место для войны»[189]: за пределами столицы Вьентьян можно было делать все что угодно: переходить границу, воевать, выращивать наркотики, — не беспокоясь о том, что кто-нибудь вам помешает.