«18 декабря
Привет, братишка.
Как там Джина? До сих пор ждёт меня? Скажи ей, что я приеду и мы сыграем с ней свадьбу! Осталось всего лишь чуть меньше года.
Я хотел бы сказать, что новички тут нахрен никому не нужны! Тебя никто не обучает, ведь через пару дней ты можешь подохнуть где-нибудь в джунглях, напоровшись на одну из и множества в ловушку,, либо тебе перережет глотку узкоглазый. Тебее сильно повезет, если ты проходил перед этим подготовку в специальных лагерях морской пехоты или других подразделений. А когда ты обычный гражданский, призванный на службу или же доброволец – ты Пушечное мясо принеси-подай. Приходится заводить дружбу с теми, кто уже служит как минимум три месяца – они ещё не хряки, но уже не новички. Они солёные ребятки, которые хоть что-то да смыслят в этом греба чертовой месте. Они начинают тебя понемногу обучать и ты въезжает в суть дела.
Ну ладно, перейду к насущному. Я уже пять раз был в джунглях. Ты представляешь, пять раз! Мой Бог, я мог пять раз умереть, но Он смиловался надо мной и я жив! О, Господи, я дважды видел эту узкоглазые рожу! Дважды меня могли хлопнуть вмиг, но я уходил от смерти в последний момент.
Первый раз я встретил этого гука вьтконговца шестого декабря. Он стоял прямо в трёх метрах от меня, весь в черном, с камуфлированной каской, на которой виднелись различные ветки. В руках его был калашников. Господи! Я помню, как меня затрясло. Как я очень тихо и сумбурно начал говорить ему: «не убивай! Дунг гиет!» - я услышал это у наших переводчиков. О мой Бог, брат, это была ужасней, чем когда хряки разбили лицо тому вьтконговцу! Но он не нажал на спуск. В отсвете луны я увидал его лицо. Это был подросток! Тут прозвучал выстрел и маленькому вьтконговцу снесло пол головы – Джонни выстрелил в него из пистолета.
Во второй раз я встретил узкоглазого, когда наш отряд бежал по джунглям от бомбежки минами. Я бежал со всех ног, слева от меня бежал Рамирес, справа Джек Льюис. Мы пробежали пару сотен метров, как Рамирес упал наврвиничь навзничь и заорал. Я подбежал к нему.
О, Господи Иисусе, он угодил в одну из таких ловушек. Ноги его были зажаты в крутящихся мать их кольях, а чем больше он дрыгался – тем больше он проваливался в яму с кольями и тем больше ловушка впивались в его организм. Я начал тащить его обратно, он заорал ещё сильнее, после чего когда мне подбежал Вик, мы начали вместе вытаскивать этот мешок с дерьмом из ямы, но тут… Господи, я даже не знаю как объяснить… по нам ударили гуки. Они начали палить с двух сторон. Пули задели Рамиреса, одна из которых ударила в голову и обдала меня кровавыми ошметками. А! Я до сих пор помню этот склизкий отвратительный мозг, висевший у меня на брови.
Вик упал с ранением в живот. Я же повалился чисто интуитивно. Оттащил Вика к осевшим нашим, где Генри Джозеф младший отправил меня к Пинкеру, он сидел чуть севернее, как раз около позиций вьетконга.
Я побежал со всех ног, упав к бревну, завидев вспышки. После чего встал и побежал опять, стреляя туда, где только недавно был узкоглазый.
И тут я врезался в этого сутулого вьетконговца. Он упал на спину, я же удержался на ногах, но от удара дыхание мое сбилось. Гук упал и выронил калашников на землю, я же моментально сообразил, стал ногой на его руку, тянущуюся к оружию и посмотрел в его глаза.
— Нье убифай, миликанес! Не убифай! – говорил он мне. Я сразу вспомнил ту первую встречу с этими коммуняками. Но не отпустил его! Я направил винтовку и, не целясь, выстрелил. Штурмовая винтовка с десяток раз лягнула меня отдачей. Гук умер.
Боже, Джордж. Это был ад! Гуки были на деревьях, они были повсюду! Тони вызвал птичек, а Генри каждые тридцать секунд орал во все своё горло:
— Где птички, гребанные мешки с дерьмом. Где эти уроды, когда они нам нужны?
Через десять минут ожиданий в полумиле от нас упала бочка с напалмом, а после… я смутно помню, что было после. Вроде бы, ударила артиллерия, а вроде бы сначала ударила артиллерия, а потом только были птички. Но точно помню, что мы побежали со всех ног к вертушками, которые ожидали нас на опушке.
О, Господи, это ад! Я не пожелаю никому ощутить это на себе! Я… я… у меня нет слов.
Я до сих пор слышу крики Рамиреса! спустя столько дней я слышу, как он кричит…
Братик, не волнуйся за меня! Пожалуйста, не волнуйся! Самое удачное будет то, если ты начнёшь за меня волноваться! И не говори это маме! Да, наверное, это письмо не нужно писать, или хотя бы убрать больше половины. Но мне так легче. Я выговариваюсь. Ведь, если скажешь что-то этим хрякам – они начнут смеяться, а друзья… я не знаю, но с друзьями я не могу обсуждать это. У меня есть мой хороший друг и приятель – Карл Филипс, он чернокожий железнодорожник из Джерси, очень крутой мужик. Думаю, в следующих письмах поведаю тебе о нем.
Я думаю, это письмо должно прийти прямо под рождество, поэтому желаю тебе всего самого хорошего! Не болейте и не волнуйся за меня! Я скоро вернусь и мы заживём прежней жизнью!
Всем передавай привет,
Эндрю.»