Коммунисты ввели земельные реформы по образцу тех, что проводил Мао Цзэдун в Китае, с беспощадностью, в результате которой погибло до пятнадцати тысяч человек, включая не только помещиков и их союзников, но и многих крестьян, сражавшихся в рядах Вьетминя. Политика Ханоя была настолько жесткой и бескомпромиссной, что одна из провинций была доведена до открытого восстания, и ее пришлось усмирять.
В конце концов Хо извинился за «ошибки и недостатки», как и десятилетием ранее. Но к середине 1950-х годов более половины семей в Северном Вьетнаме стали землевладельцами, а Хо Ши Мин — «дядюшка Хо» — оставался героем для своего народа.
Отказ Дьема вынести вопрос о воссоединении на голосование горько разочаровал северовьетнамцев. Хо по-прежнему был полон решимости воссоединить страну, но чувствовал, что мало что может сделать для этого. Он опасался, что если Северный Вьетнам предпримет прямые военные действия, то Соединенные Штаты будут еще больше втянуты в борьбу, поэтому он предупреждал своих товарищей на Юге избегать насилия, проявлять терпение и делать ставку на политическую агитацию. «Наша политика, — объяснял Хо, — заключается в том, чтобы консолидировать Север и не забывать о Юге».
Это было холодным утешением для измученных южных революционеров, пытавшихся выжить в условиях все более сурового режима Дьема. Это было «свирепое время», — вспоминал один южанин. «Враг жестоко убивал людей», — вспоминала одна деревенская женщина. «Женщины теряли своих детей и мужей. Наши лидеры, наши товарищи соблюдали соглашение и не позволяли никому из нас его нарушать. Мы не знали, что делать, нам оставалось только смириться. Я сама была очень расстроена и хотела что-то сделать».
К 1957 году около 90% оставшихся в Южном Вьетнаме вьетминьцев были перебиты или уничтожены; многие из оставшихся скрывались. Они все отчаяннее обращались за помощью к Северу, а некоторые стали утверждать, что их северные собратья — трусы.
По мере усиления насилия на Юге в Ханое стали появляться другие лидеры. До самой смерти Хо Ши Мин оставался лицом вьетнамской революции во всем мире, но теперь он делил власть с людьми, которые стали нетерпимы к его осторожности, с людьми, о которых американцы почти ничего не знали. Самым важным из них оказался целеустремленный железнодорожный служащий по имени Ле Зуан. Он вступил в Индокитайскую коммунистическую партию в 1930 году, пережил почти десять лет одиночного заключения во французской тюрьме и координировал деятельность Вьетнама и коммунистической партии на юге страны во время французской войны.
Писатель Нгуен Нгок, тогда еще кадровый офицер Вьетнама, встретился с Ле Зуаном в 1951 году и позже вспоминал, что был поражен его красноречием и революционным пылом. «Я никогда не слышал, чтобы кто-то так говорил», — сказал он. В последующие годы, вспоминал он, Ле Зуань казался воплощением духа южан, страдавших при Дьеме: «Крестьяне в сельской местности отчаянно хотели восстать, и Ле Зуань перенес эту страсть на Север».
Страсть Ле Зуана сочеталась с его умением вести политическую борьбу, и в итоге он стал генеральным секретарем партии. По мере роста насилия на Юге он и его союзники по жесткой линии неуклонно набирали влияние в политбюро, пока в январе 1959 года Центральный комитет Коммунистической партии не принял новую программу, которую во Вьетнаме помнят как «Резолюцию 15». Она санкционировала применение вооруженной силы для того, чтобы «положить конец бедственному и несчастному положению народа Юга» и «нанести поражение каждой злобной политике американских империалистов и их марионеток». Битва за воссоединение по-прежнему будет вестись самими южновьетнамцами — как лояльными Вьетминю, так и простыми крестьянами, возмущенными жестоким обращением Сайгона с ними, — но Ханой сделает все возможное, чтобы помочь им, не развязывая войну.