Ему же в свою очередь было жаль их. В его глазах они были бедными нищими замухрышками без гроша в кармане, без достойного будущего, без достойного образования. Он не понимал, как так можно жить. Как они до сих пор живы? Ведь это не жизнь - это выживание. Для Самуила эти двое являлись наглядным примером того, что человек способен привыкнуть ко всему. Хотя в себе он сильно сомневался.
После того как он стал уверение в себе, поднялся по карьерной лестнице, стал хорош собой, балы, приемы и просто светские рауты перестали быть ему в тягость. Он начал получать от жизни удовольствие. Сама мысль, что он может вернуться в то амебоподобное состояние, заставляло его содрогаться, а сердце пропускать удар.
Они спустились в винный погреб, и Веточка принялась устанавливать амулеты, делая вид, что выполняет поручения Самуила.
Самый первый она разместила на тайном входе. Второй в одном из кресел, третий Вук прикрепил к основанию огромной люстры.
Приготовления были закончены.
Ель с Вуком были отправлены наружу, а Веточка спряталась среди бочонков с винами.
****
Глава инквизиции был на взводе, хотя и глядя на его умиротворенное лицо этого и не скажешь. Он степенно вышагивал рядом с храмовой верхушкой и благородными, что не мало средств вложили как в сам храм, так и в его проект.
Глядя на его добрую и приветливую улыбку и на мягкий заискивающий взгляд, никогда бы не подумалось, что этот человек люто ненавидит этот мир, этот храм и этих людей в частности. Еще в детстве, лежа на тощей приютской кушетке, он не понимал, почему, он сидит здесь, в развалившимся храме, что после войны стал приютом, перебивается с хлеба на воду, не кому не нужный и всеми покинутый. Умри он и ни одна живая душа не всплакнет о нем, его возможно даже не похоронят, а так кинут гнить, где-нибудь в подворотне, а если и похоронят, то в какой ни будь безымянной могиле с такими же неудачниками, как и он сам. А там, всего лишь парой улиц выше такой же мальчик как он спит на мягкой перине, ест от пуза, перебирает сладостями и ломает игрушки, он получает все, что бы ни попросил. А когда он просит у них какую-то кроху хлеба, его гонят собаками, что живут даже лучше него. Чем же он отличается от этого мальчика? Почему он не на его месте? Или хотя бы не на месте их собак? Как же он хотел хотя бы быть на месте их собак! Есть трижды в день, спать на мягком, не думать, как бы не околеть до утра в этой старой развалюхе! Как бы согреть свое тощее скрюченное тельце, больше похожее на высушенный труп, чем на живого ребенка. Впалый живот, торчащие ребра, впалые до такой степени щеки, что можно было увидеть, что у него выпало два зуба, лысая голова, побритая от паразитов, и обыкновенный мешок вместо одежды, в котором он сделал дырки для головы и рук.
Вначале было не понимание, потом появилась зависть, а затем родилась и ненависть.
- Прошу сюда – сделал приглашающий жест Родерик
Делегация прошла внутрь хода.
Рассадив всех по местам, он приказал начинать презентацию. Его все не покидало, какое то смутное беспокойство. Еще и ребенок этой девки ошивался рядом с королевой.
В середине презентации его помощник и личный ученик Самуил, отправился проверить, что наверху. По его словам, он слышал там, что то странное. Причин отказать ему он не видел. Но интуиция вопила, что что-то не так. Извинившись, он удалился следом.
Стоило ему подняться, как он услышал занимательнейший диалог, между его помощником и дитем той, что до сих пор занимает его мысли. Что бы там он ни придумывал, но это была любовь. Настоящая, безумная, пожирающая разум и здравый смысл, единственная в его жизни любовь. Жалел ли он что сжег ее? Ни единой минуты. Он ненавидел, когда его предают, хоть и сам предавал сотни раз, вот такой вот парадокс. Мы ненавидим в других то, что есть в нас самих, и боготворим тех, в ком есть то, чего нет в нас.
-Так-так-так… Ну что ж…Мальчик мой. Я сильно разочарован. ОЧЕНЬ сильно разочарован. Я знаешь ли возлагал на тебя большие надежды. – он прошел вперед
За его спиной раздался взрыв. Нет сомнений, все кто там был мертвы.
-Браво! – аплодировал инквизитор – Меня, моим же оружием. Ну, почти. Неплохая попытка. Чья идея?
-Моя! – нагло выступила вперед рыжая девчонка, а в том, что это девушка он был уже уверен точно, слишком тонкий голос, да и юнец заслоняет ее собой.
Все в этом мире повторяется….
-Хм…Ха-ха-ха! А может и впрямь моя дочь. Та бы до такого не додумалась. Хотя все больше в мать. Та тоже мужчин любила.
-О чем это вы?
-Неважно… Уже не важно. Ну что ж. Я предусмотрел и этот вариант. Всегда должен быть путь отхода.
-Что?
-Сжечь ведьму.
-Что?
Вдруг Веточка почувствовала, как на ее шее сомкнулись руки, и катастрофически стало не хватало воздуха.
Родерик стоял и с наслаждением смотрел, как умирает последнее напоминание о НЕЙ.
Взгляд парня был пустым, а Родерик перестраховщиком, и еще в первое их занятие он закодировал его на исполнение приказов. Мальчишка, конечно, сопротивлялся, но пара ударов по почкам быстро сделала его покладистей.
***
Вирга не могла сделать ни вздоха, и соответственно не могла произнести ни единого заклятия. Внезапно ее шея освободилась от тисков, и она отлетела к бочонкам.
По полу каталось два тела. Это был Ель и Самуил. Вирга и Глава инквизиторов Родерик Мюнхейль.
Действовать надо было на опережение. Ее горло все еще болело, и было трудно говорить.
В нее полетел кинжал, а в него заклятие. Ни один не попал.
Веточка была верткой, а на нем был антимагический амулет.
Веточке припомнилось объяснения Самуила. На него не действует прямая магия. Но если зачаровать меч или землю, то все получиться.
Притвориться загнанной в угол для Вирги было легко, ведь она и вправду, панически боялась, этого мужчину. Его холодных серых глаз, искаженного в злой усмешке лица. А ведь совсем недавно ее губы улыбались точно так же. Один в один. Веточке было страшно. Она отползала, а он надвигался.
Выждав момент, она разверзла землю у него под ногами, от чего он вскрикнул и провалился вниз. Плиты сомкнулись, унося с собой не только возможность выбраться, но и жизнь самого кровавого инквизитора, как будут его называть позднее потомки.
Он умер страшной смертью. Такой, какую заслужил.
Улыбнувшись, Вирга повернула голову. Улыбка так и застыла на ее лице. А потом разнесся крик. Крик, больше похожий на вой погибающего в неимоверных муках животного. Крик человека потерявшего все…
Там в крови лежал Ель а над ним стоял не чего не понимающий Самуил, держащий в руках окровавленный нож.
Подползя к мертвому телу Еля.
Она рыдала взахлеб, не обращая на то, что ее пытались оттащить Вук с Самуилом. Ее взгляд стал безумен.
Надрезав запястье, и выведя своей кровью печать госпожи порогов, она воззвала к ней. И была услышана. По погребу пополз могильный холод, и послышался вой ее своры.
-Чего ты хочешь дитя? – произнес холодный голос
-Верни его!
-Не могу.
-Можешь! Я знаю, что можешь! Проси что хочешь!
-Что хочу?
-ДА!
-Дитя… Выноси мне дитя. И отдай его мне.
-Хорошо! Только верни! Верни!
-Сказано. Услышано. Обещано. Я приду в полночь.
Госпожа Порогов ушла, а рана на теле Еля затянулась, а грудная клетка заходила ходуном.
-Что произошло? – хрипло спросил Ель
-Не чего.
-Что ты ей пообещала? – заволновался Вук
-Не имеет значения…
-Вирга…
-НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ!
-Хорошо.
***
Кое-как медленным ходом они выбрались из пылающего храма. Имя того, кто под шумок, совершил поджег так и осталось не известным.
Они разбрелись по своим покоям, желая просто отдохнуть. На все вопросы отмахивались и говорили «ЗАВТРА»
Как и обежала, Госпожа пришла в полночь. Пришла не одна. Вирга не могла разглядеть ее спутника. Для нее он был простой тенью. Собственно как и Госпожа.
-Не бойся. Твой фамильяр не проснется.
-Хорошо.
Ночная Рубашка скользнула к ногам...