– Подумать только, природа распоясалась окончательно. Скоро май, а на тебе, – то ураганы, то дожди, то какие-то стаи сумасшедших птиц!
– Флюгер жалко, – вздохнула Ив и поправила на плечике лямку скрипичного футляра. – Сердце ноет, что дом остался стоять без него.
Мы с Эмилем только переглянулись. Ив была права, – сердце ныло.
К вечеру дождь, наконец, приутих, и мы вошли в Хвойный Лес. Тихо и сумрачно показалось нам здесь. Высокие ели доставали до самого неба, и мы очутились в лабиринте их распростертых лап. Мы шли и шли, и не заметили, как исполинские ели потемнели, а их угловатые зеленые тени двинулись на дорогу сплошной стеной. Холодало. Темнота подползала незаметно, кралась, как кошка, ложилась под кусты и деревья, лизала ноги и поднималась из-под земли. Мы были в пути весь день с раннего утра, и с непривычки устали. Один Эмиль впереди шел бодро, нисколько не сгибаясь под тяжестью заплечной ноши. Глядя на него, волей-неволей приходилось тащиться следом.
Так уж повелось, что куда бы ребята не отправились, они везде тащили за собой музыкальные инструменты. Эрик и шагу не мог сделать без гитары, флейта Эмиля вообще охранялась законом его веры в пугих ундин, а скрипичный футляр на плече Ив давно стал главной частью ее изящного образа. Я тоже брала с собой краски и немного бумаги, но они хранились тайно, в непромокаемой части рюкзака. Таким образом, мне и Эмилю, чья флейта весила не больше килограмма, доставалась вся походная утварь и основной провиант. На боку моего рюкзака путешествовал котелок, а Эмиль тащил и топор, и керосин, и чайник.
Первым остановился Эрик, он тряхнул плечом, от чего рюкзак шлепнулся прямиком в лужу.
– Все! – сообщил он. – На сегодня лавочка закрывается.
– Быстро ты! – оглянулся Эмиль. – До Молочного Хутора осталось верст пять. Может, дотянешь со своей «лавочкой»?
– Иди ко всем ведьмам! – недолго думая, посоветовал Эрик. – Я, между прочем, гитару тащу и пять кило картошки.
– Ты и раньше столько тащил, – пожал плечами Эмиль. – Теряешь квалификацию видать…
– Вот еще!!! Квалификацию! – вспыхнул Эрик. – Просто девчонки устали. Не морочь мне голову, Эм! Темнеет уже и дождь.
– Ладно. Ради девчонок, – сдался Эмиль так, как будто мы с Ив просили послабления. – Но рано утром, еще до рассвета продолжим путь.
– Само собой! – Эрик двинул с дороги прямо в гущу осинового подлеска, ломая на ходу ветки. Мы только успели услышать его бодрый призыв: – Дуйте-ка за хворостом, друзья! Будет вам отличный костер!
– Костер?! – с сомнением переспросил Эмиль и покорно повернул вслед за братом. – Ну, как знаешь.
Спустя полчаса мы дрожали от холода посреди мрачной мокрой поляны.
Эрик, по-видимому, решил экспериментировать. Подозреваю, что ради этого и затеял привал. Он просто свалил все принесенные нами дрова в кучу, любовно утрамбовал, приправил сверху внушительным еловым стволом и пошел на приступ. Чиркая огнивом и прибегая к каким-то новым заклинаниям, Эрик принуждал костер разгореться. Тот отвечал суровым молчанием и огня не давал.
Сгущалась мгла. Ночь вводила в лес войска теней, бесчисленные войска с противным оружием – холодом. Ноги закоченели и стало казаться, что ботинки жмут, давят что есть силы на пальцы, те онемели, пронзенные ледяными иголочками.
Эмиль молчал долго. Кутался в плащ и платил дрожью на зубах за свое тайное торжество. Костер не сдавался Эрику.
– Отлично! – оценил, наконец, Эмиль. – Столько лет тренировок явно пошли тебе на пользу!
– Можешь язвить сколько влезет! – гневно выпалил Эрик в ответ. – Рискнешь поспорить с «Книгой путешествий»?!
– Ладно, ладно, – Эмиль засунул закоченевшие руки в карманы. – Продолжай! До утра о-го-го времени...
Но промозглая ночь добралась и до Эрика. Торопливо потерев ладонями предплечья, он уложил, наконец, тонкий хворост «домиком» в центр дровяной крепости. Тяга пошла, пламя расцвело, озарив угрюмые лица. Весело и трудолюбиво огонь побежал по хворосту, завладел паутиной высохших веток, подобрался к центру, и нерешительно замер перед могучим стволом.
Прогнившей ели, стыдливо торчащей посереди костра, не помогла бы возгореться и дюжина флаконов керосина, Эрик же наивно рассчитывал обойтись заклинаниями из «Книги путешествий». Тараторя себе под нос, он бросился на колени и принялся дуть, что есть силы. Произошло то, что всегда происходило, когда Эрик вступал на извилистую тропу изобретательства. Огонь забился под напором тренированного дыхания певца и, не выдержав схватки, погиб. Оранжевые блики исчезли с лиц. Тьма вновь отгородила нас друг от друга.
– Делаешь успехи, – раздался спокойный комментарий Эмиля.
– Прибереги свое остроумие! – зло парировал Эрик. – Сами подсунули мне эти дрова! – Он в сердцах пнул тлеющие ветки и скрылся в кромешной тьме леса.
Эмиль пошуршал плащом, подцепил ногой ветки, но больше и пальцем не пошевелил. Крепость развалилась, никуда не годный еловый ствол откатился в сторону, и измученный костер вздохнул спокойно. Тлеющие угли, не торопясь, разгорелись в надежные язычки пламени, костер мирно выправился, затрещал и заплясал сам собой.
Когда Эрик вернулся с новой охапкой хвороста, он увидел, что огонь уже вовсю пылает, Ив нанизывает на тонкие прутики хлеб, поджаривает его до хрустящей рыжей корочки, плед разложен на земле, а в центре костра подбоченился наш старый походный чайник.
– Что это?! Что вы сделали?! – Эрик был просто вне себя от гнева.
– Золотое правило! – торжествующе ответил Эмиль. – Не мудрствуй зря - не мешай природе! Кстати, тоже из твоей любимой «Книги путешествий».
Нам просто повезло, что Эрик не умеет долго злиться. Сырой и свежий воздух наполнился пронзительным вкусом дыма. Ужин поспел и никого не пришлось уговаривать. Ели бутерброды, поджаренные на костре, пили обжигающий чай и думали, что ничего не может быть лучше такого чудесного ужина в ночном и тихом лесу. Дождь удалился на север с чувством глубокого удовлетворения. Костер быстро высушил одежду, а брезентовые плащи спасали от по-весеннему промозглой земли. Тело прогревалось слоями, а когда теплая волна дошла до души, я сдвинула с плеча плащ и отсела от огня.
Ив зевнула, высыпала заварку из чайника под куст малины и уселась рядом со мной на плащ.
– Слишком тихо в лесу, – она тряхнула белыми, точно снег, волосами, – не находишь?
В лесу действительно было тихо: трещал костер, с еловых лап капала вода, и все, я больше не слышала и не чувствовала ничего.
– Пока все спокойно, – пожала плечами я. – Но подежурить сегодня все-таки не помешает.
– Само собой, – горячо согласилась Ив. – Если костер потухнет, к утру мы окоченеем до смерти. А есть еще дикие звери. Остается самая малость, – она вздохнула, – объяснить это ребятам.
– Только не сейчас! – предупредила я. – Нельзя их трогать. Смотри, они свернули боевые флаги, и пока у них перемирие, я готова сама дежурить хоть всю ночь!
Мы поглядели на братьев. Ребята сидели на корточках у самого огня, выкатывали ботинками угли и пекли в золе картошку. Эти совершенно одинаковые, грязные, взлохмаченные, раскрасневшиеся от жары верзилы, эти мальчишки, неутомимые на споры, истории и приключения, мальчишки, с горящими глазами, с полными любви и отваги сердцами принадлежали нам. И мы любили их, любили ревностно и жарко, и ни ночи, ни холоду, ничему другому не потушить было тот огонь, который они зажгли в нас.
– Картошка, а? – с удовольствием обжигая печеной картошкой руки, приговаривал Эрик. – Казалось бы – простая штука, но волшебства! Ты вот смекни, братишка, сколько ее, голубушки, съедается в мире за день!!!
– Картошки-то? – Эмиль разломал пополам почерневший клубень. – Много! Что и смекать!? Возьми эту. По-моему, готова.